Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

Шура, не стесняйся, это наши гости из самого Санкт-Петербурга! – произнес отец Николай с подчеркнутым уважением. – Когда-нибудь мы с тобой туда съездим!

– Да, да, приезжайте, – поспешила с приглашением Галина. – У нас можно остановиться, будем рады.

– Спасибо, Галина. У нас ведь матушка тоже питерская, родная сестра там живет с семейством, а только мы с ней, как уехали сюда, больше не видались. Она нас вроде как за сумасшедших держит. Ну, в самом деле, нам с матушкой тридцати еще не было, как это – бросить Ленинград и в эдакую глушь, к медведям, к алкашам, как не сумасшедшие?

– И… не жалеете? – задала Галина глупый вопрос.

– Галина… как вас по батюшке?

– Сергеевна.

– Галина Сергеевна… а батюшка ваш жив?

– Н-нет… погиб… Его арестовали после войны… Умер в лагере от туберкулеза. Так написали в справке о реабилитации. Я… знаете, что хотела… У меня фотография есть отца Афанасия с семейством… – Галина торопливо раскрыла сумочку и вытащила завернутую в полиэтиленовый пакет фотографию. – Вот посмотрите. Это примерно двадцать второй год. Вот матушка Ирина… а это их детки… семь человек. Это мой отец, здесь ему… не знаю, годика три… Я думала, может, еще можно найти какие-то ниточки… может быть, кто-то из них жив… из детей, я имею в виду… я не знаю…

– Матушка, – обратился отец Николай к жене, – ты приготовь там для гостей что положено. А мы с Галиной Сергеевной чуток поговорим. Ну, все поели? Молимся! – И, встав из-за стола, он звучно запел «Благодарим Тя, Христе Боже наш…», перекрывая своим внушительным баритоном негромкие голоса Богом слепленного своего семейства.

После чая каждый занялся своим делом: малыши уносили со стола посуду, Нюша мыла ее в раковине на кухне, Шурка вышел во двор ставить в гараж машину, матушка стелила гостям постели в освобожденной для них комнате (всех четверых детей она сгрудила временно вместе). «Странно, – подумала Галина, – никто из детей не выразил протест, не закапризничал, все приняли родительскую волю как закон».

– Вот что, Галина Сергеевна… – начал отец Николай, когда они остались одни. – Я хочу, чтобы вы съездили, если хотите, даже завтра, Шурка вас отвезет, к одному старцу. Он живет не так чтобы далеко, но, как бы прикровенно, в пустыньке… вам понятно? – Галина кивнула. – Дотошный народ православный, который все на свете знает, помаленьку ездит к нему, но старцу за восемьдесят, а келейница его, матушка Людмила, уж больно люта, иной раз и не пустит, так что посетитель ни с чем и уедет. Я напишу вам записку для отца Феодорита, он вас примет. В тридцатые годы он, еще совсем мальчишка, сослужал отцу Афанасию, так что… может, вам что и откроется.

– Спасибо, отец Николай! – с чувством воскликнула Галина. – Спаси, Господи!..

– Ну вот и порешили. Спать ложитесь пораньше, а завтра, Бог даст, с раннего утра и отправитесь. Я бы и сам с вами поехал, но не могу, два прихода у меня сейчас, разрываюсь. Священник, как на грех, запил.

– Как это?.. – удивилась Галина.

– А вы думаете, враг рода человеческого только вас, мирских, искушает? О-ох, Галина Сергеевна! Тут такое подчас творится… соблазн сеять не хочется, а то можно бы порассказать. Сами-то вы как себя мните, прихожане вы или захожане? – спросил отец Николай с улыбкой.

– Ох, батюшка… боюсь, что все-таки захожане, – честно призналась Галина.

– Негоже внукам отца Афанасия быть захожанами… Ну да ничего, молитвами священномученика Афанасия Господь управит. Славный у вас сынок.

– Да, это теперь так, а раньше…

– Что ж, без искушений никто в Царство Божие не восходит, терпение надобно нам иметь. Самого Господа сатана искушал, а как сказано в Евангелии, «ученик не выше учителя», «Меня гнали, будут гнать и вас». Ладно, Галина Сергеевна, простите меня, грешного, я ведь могу так до утра празднословить. Ложитесь отдыхать, утро вечера мудренее.

Галина, хоть и устала за этот день, долго не могла заснуть. Не спал и Алексей, оба слышали, как за тонкой перегородкой тихо молился отец Николай, под этот молитвенный шепот дыхание Алексея постепенно успокоилось, он заснул, а Галина все еще ворочалась с боку на бок, невольно прислушиваясь ко всем звукам спящего дома: вот тикает будильник, отсчитывая все меньше и меньше минут для сна, вот заскрипела половица – кто-то из детей отправился в туалет, вот залаяла собака, вот кто-то проехал на автомобиле с включенной на всю мощь современной музыкой – бум-бум-бум! «Господи, и здесь нет покоя», – подумала Галина. Наконец все стихло, под самое утро она стала засыпать.

Их пожалели будить в самую рань, вместе с малышами они встали около восьми. Отец Николай уже ушел в храм, матушка хлопотала с завтраком, Нюша собиралась в школу. После завтрака матушка Лидия вручила Галине записку к отцу Феодориту, стали складывать в машину рождественские гостинцы затворникам. Наконец, помолившись на дорогу, отправились.

Галина села на переднее сиденье, Алексей сзади. Ехали молча по едва различимой в сумерках дороге, сначала по шоссе, потом свернули на проселочную.

– Долго еще? – спросила Галина.

– Не-ет, скоро. Хорошо – снега почти нет, а так бы ни в жизнь не доехать. Только уж к лету, как просохнет.

– Как же они живут? Без связи с внешним миром? – уточнила Галина.

Шурка пожал плечами.

– А чего им? Картошка есть, мука есть, сухарей насушат…

– А ты… общался с отцом Феодоритом?

– Н-ну… – неуверенно ответил Шурка.

– И – какой он?

– Он-то?.. Хороший… чудной. Старый очень.

– А чем – чудной? – продолжала выпытывать Галина.

– Ну как… Не знаю… сами увидите.

– А матушка Людмила?

Шурка поежился.

– Злющая.

– Злющая? Почему?

– Отец говорит: для смирения.

– Для чьего смирения?

– Должнó – приезжих.

Больше Галина не любопытствовала, мальчик прав: скоро всё сами увидят.

– А ты, Шура, кем хочешь стать? – снова спросила Галина, наблюдая, как он лихо ведет машину по бездорожью.

– Я-то?.. – Он замялся. – Не знаю…

– Наверное, мечтаешь водить большие машины?..

– Не-ет… – улыбнулся Шура. – Вообще мечтаю – диаконом. Только отец говорит, голос у меня не годится, силы нет. У диакона голос должен быть громкий.

– А почему дьяконом, а не священником?

Шура засопел и ничего не ответил.

– Диаконом бы хотелось… – повторил он. – А вы не знаете, можно как-нибудь голос… ну, чтобы усилить?

– Честно говоря, не знаю… Но я тебе обещаю, постараюсь что-нибудь выяснить. И тогда сообщу.

Как-то вдруг они оказались в красивом сосновом бору на берегу небольшого полузастывшего озерца. Две избушки – банька у самого края озера и жилой домик, повыше, обе дымили трубами. На громко тарахтевший в лесной глуши мотор не выскочила, не залаяла собака, только кот юркнул в приоткрытую на крыльце дверь. Следом