Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

– С кем имею честь?

– Зоя Евгеньевна Завьялова. Невропатолог Таёжинского стационара.

Я ожидала, что доктор Марченко предложит мне сесть, но он неожиданно нахмурился и неприязненно произнес:

– Так это из-за вас Снежане Коваленко пришлось на днях вкалывать успокоительное.

– Скорее не из-за меня, а из-за ситуации, в которой она оказалась.

– Я сказал Дарье Геннадьевне, что запрещаю контакты Снежаны с вами.

– Я пришла не к Снежане, а к вам.

– И тем не менее первое, что вы сделали, – подошли к ней на площадке.

– Откуда вы узнали?

Я кинула быстрый взгляд на окно. Игровая площадка и калитка отсюда не просматривались. Тонкие губы доктора Марченко тронула улыбка.

– Вы же не думали, что дети предоставлены сами себе и гуляют без присмотра?

– Я присяду, можно?

Он пожал плечами, как бы говоря: «Садитесь, если хотите».

Я села и спросила со всем дружелюбием, на какое была способна, учитывая мгновенно возникшую между нами неприязнь:

– Пётр Вениаминович, вы уже проверяли когнитивные способности Снежаны?

– Если вы пришли, чтобы узнать результаты тестов, я вас разочарую. Это конфиденциальная информация, не подлежащая разглашению.

– Я и не прошу ее разглашать. Дело в другом. Мы с Дарьей Геннадьевной практически не сомневаемся, что Снежана, до того как попасть в детский приемник, подвергалась грубому физическому воздействию. Характер ее травм…

– Доктор Тимофеева показала мне рентгеновские снимки и рассказала о ваших предположениях.

– Это не предположения! – вспыхнув, возразила я. – На снимках четко видны последствия травм, скорее всего нанесенных кем-то взрослым.

– Возможно, девочку избивала мать.

– Соседи Зинаиды Коваленко отрицают, что она наказывала дочь.

Доктор Марченко вздохнул, сцепил пальцы в замок и спросил, глядя мне в глаза:

– Чего вы хотите, доктор Завьялова?

– Я хочу, чтобы вы узнали у Снежаны, кто это сделал.

– Зачем?

– А вы считаете, подобные вещи нужно оставлять без внимания?

– Ну хорошо, – психиатр снял очки, протер их платком и нацепил обратно, – допустим, я это узнал. Хотя девочка неконтактна, неразвита для своего возраста и… Да, так вот, если мы узнаем, кто это сделал, это поможет ее вылечить?

– Нет, но в этом случае необходимо сообщить в органы опеки, подать заявление в милицию по месту жительства Коваленко…

– Зоя Евгеньевна, у вас есть хобби?

– Что? – Я моргнула от неожиданности.

– Вы не знаете, что такое хобби?

– Разумеется, знаю! Но при чем тут…

– Наверняка у вас есть увлечение, которому вы посвящаете свободное время, – перебил Марченко. – У меня оно тоже есть. Я изучаю русские пословицы и поговорки. Нахожу редкие, записываю в тетрадку. Вы не представляете, какое многообразие пословиц было придумано на Руси. Буквально по каждому поводу.

К нашему разговору уместна, пожалуй, эта: «Не лезь со свиным рылом в калашный ряд».

– Что? – растерялась я.

– А то, что вы, доктор Завьялова, вмешиваетесь не в свое дело! Вас пригласили для консилиума, вы помогли с уточнением диагноза, ну так остановитесь на этом. При всем моем уважении, вряд ли у вас есть опыт работы с умственно отсталыми детьми, многие из которых, до того как сюда попасть, воспитывались в неблагополучных семьях. Я работаю в интернате с момента его открытия, и до сегодняшнего дня вполне справлялся со своими обязанностями. Но тут приходите вы и начинаете учить меня, как работать с этими детьми. Какие вопросы им задавать и что делать с полученной информацией.

– Доктор Марченко, я вовсе не…

– Вы зачем сегодня пришли?

– Чтобы увидеть Снежану.

– Разве доктор Тимофеева не сказала вам…

– Сказала! – не выдержала я. – Но здесь не тюрьма, а вы не надзиратель! Девочка ждала моего прихода, она мне обрадовалась, ей тут даже поговорить не с кем, с ней никто не играет…

– Давайте по порядку, – намеренно спокойно, чтобы подчеркнуть мою несдержанность, произнес психиатр. – Вы правы, это не тюрьма. Это – коррекционный интернат восьмого типа, спецучреждение с весьма жесткими правилами. Все, что вы видите вокруг – низкий забор, отсутствие решеток на окнах, цветы в кадках и рисунки на стенах, – вас, как врача, не должно обмануть. Каждый, кто здесь работает, включая учителей и нянечек, имеет необходимую квалификацию, четко выполняет инструкции и знает, что делать в той или иной ситуации. Наша задача – помочь воспитанникам адаптироваться к условиям, в которые их поставила жизнь, чтобы по достижении совершеннолетия они могли худо-бедно о себе позаботиться, независимо от наличия родителей или опекунов. Все эти дети имеют умственную отсталость с необратимыми последствиями. Их нельзя вылечить. Им можно лишь помочь социализироваться в той мере, в которой им это доступно.

– Тогда почему Снежану поместили в коррекционный интернат? Не разобравшись прежде, действительно ли девочка имеет умственную отсталость, или это последствия длительного стресса, в котором она находилась, живя с матерью-алкоголичкой. Оба диагноза в сопроводительных документах имеют пометку «неуточненный», и первый уже не подтвердился, для чего понадобился всего один осмотр и грамотно проведенный рентген. Я понимаю, что у сотрудников спецприемника нет ни времени, ни желания разбираться, почему ребенок забился в угол и молчит, или плачет, или ведет себя агрессивно, но вы, как психиатр, должны знать, что это не что иное, как способ выражения дискомфорта или страха, ведь дети, особенно маленькие, не умеют передавать ощущения словами, не могут связно объяснить, что их беспокоит, они способны лишь плакать, молчать или отбиваться от тех, кого считают страшными или злыми. Вот я и спрашиваю вас, должна ли Снежана здесь находиться? Или можно надеяться, что после обследования диагноз «умственная неполноценность» так же не подтвердится и ее переведут в обычный детский дом?

– А вам-то что до этого, Зоя Евгеньевна? Вас-то, лично, почему ее судьба так волнует? Только не говорите, что дело в вашем внешнем сходстве.

– Я действительно чувствую связь с этой девочкой. Не только потому, что мы похожи. И не потому, что вначале она приняла меня за мать. Я не знаю, как это объяснить…

– Вы прежде бывали в детских домах или интернатах?

– Нет.

– Тогда ясно.

– Что вам ясно?

Пётр Вениаминович поднялся и сухо произнес:

– Извините, доктор Завьялова, меня ждет работа. Вынужден просить вас уйти.

Я тоже поднялась и, заранее зная ответ, спросила:

– Можно мне снова увидеться со Снежаной?

– Ни в коем случае! Если вы снова появитесь в интернате, я это просто так не оставлю.

– Можно хотя бы с ней попрощаться? Я обещала…

– Вот вам первый и главный урок: ничего не обещайте этим детям! Обещание свое вы не сможете выполнить. Дети уже ушли с прогулки. У них начался тихий час.

Когда я вышла во двор,