Четверть века назад. Книга 1 - Болеслав Михайлович Маркевич

прямо приехал схватить куш… Он возьмет ее деньги, а с ними уж и ее в придачу… Я, тетя, вы знаете, думал ли я о ее деньг… А выходит так, что на его стороне все права… сочувствие к нему, одобрение… а меня, меня, по их мнению, вытурить отсюда следует… за мою продерзость… Что же это, скажите, что так…

Страстный молодой гнев ожигал его губы; будто спаленные на половину, не доканчиваясь, путаясь, обрываясь, падали из них слова… Он дрожавшею, как в лихорадке, рукой налил себе стакан воды из стоявшего на столе графина, выпил его залпом и упал снова в кресло, порывисто дыша и судорожно моргая ресницами.

Софья Ивановна, не прерывая, слушала эту горячую вспышку. Она почти радовалась ей. «Все равно, что у детей корь, – думала она, – высыпало – наполовину сбыто». Но она сама была взволнована, – не тем, что заставляло негодовать племянника, а чем-то, что она прозревала в нем за этим негодованием.

– По́шло, безобразно, – отвечала она, садясь насупротив его, – но в отчаяние приходить от этого все-таки безумно. Ты должен был это предвидеть заранее. Как ты до сих пор ни поглощен был твоими книгами, но не можешь же ты не знать, в какой строй сложилось, на каких понятиях живет наше общество; тебе и по истории должно быть это наконец известно… Ну да, ты по происхождению тот же Рюрикович, что и Шастуновы, а дед этого Анисьева – выслужившийся Гатчинец, одной породы с Аракчеевым; в другой стране с понятиями о «naissance»3, как это разумеется там, не могло бы и речи быть, кто из вас более вправе претендовать на руку княжны. Но у нас, милый мой, этих взглядов нет, родовая наша знатность – мираж, и все знают, что за ним пустота одна и туман. Отсюда и склад понятий соответствующий. Хорош он или дурен, и почему не сумели мы выработать другого – иной вопрос, но он логичен, и его ты не перевернешь. Иллюзий себе нечего нам с тобою делать: в глазах света нашего, его огромного большинства во всяком случае, этот флигель-адъютант – партия для княжны, а, выходя за тебя, она делала бы 4-«mésalliance», потому что ты – ничего, кандидат, каких сотни, а он – un personnage-4, в милости, близок к солнцу, пред ним кар…

– Вот видите, вы тоже, – вспыльчиво прервал ее еще раз Гундуров, – вы тоже признаете за ним все права, а за мной никаких!..

– Самое священное из них, – воскликнула его тетка, – она платит тебе взаимностью… Но сам ты, говори по совести, стоишь ли ты ее?.. Послушай, Сережа, ты мне с детства никогда не лгал, говори, – и от пронимавшего ее волнения красные пятна выступили на лице Софьи Ивановны, – что ты сказал княжне? Я все время там следила за твоим лицом: у тебя были нехорошие глаза, когда ты говорил с ней; они были злее, чем того требовала даже твоя роль; она, видимо, так страдала, что на нее смотреть нельзя было без жалости. Не из-за одного же это утреннего разговора здесь? Было еще что-то потом, в театре? Что ты ей сказал?

Лицо Сергея побледнело:

– Я был под влиянием всех этих оскорблений, того, что сказано было… и пред самым, как нарочно, выходом моим на сцену… Я… передал об этом, – чуть слышно договорил он.

– Счел нужным сообщить ей то, что говорил какой-нибудь Свищов!.. Отлично! Что же дальше?

– Что «дальше»? – переспросил он бесцельно, не зная, куда деться от неотступного взгляда тетки, который он чувствовал и сквозь опустившиеся его веки.

– От того, что мог говорить господин Свищов, ей не могло быть ни тепло, ни холодно, – я в этом уверена, – резко промолвила Софья Ивановна, – ты к этому должен был прибавить своего, чтобы довести ее до того, что она не могла даже доиграть до конца?..

В душе Гундурова происходило в эту минуту нечто подобное тому, что испытывает человек, стоящий на скале над глубокою рекой и чувствующий, что у него кружится голова и он сейчас, сейчас упадет с высоты в эти темные волны…

– Что мог я сказать в таком состоянии, – проговорил он не своим, визгливым, чуть не плачущим голосом, – когда я видел, что все против этого… когда она сама утром сказала, что ее мать никогда… Я сказал… – Он словно захлебнулся.

– Что? Что сказал? – настаивала Софья Ивановна, не отрываясь от него взглядом.

– Я сказал, что был сон…

Он остановился опять.

– «Сон», – повторила она, – то есть, то, что ты любил и надеялся, – сон? Так?.. Ну, а за этим что же?

– Что же после сна? – пылко, грубо воскликнул Сергей, понимая, что скала обрушилась и он безнадежно летит в воду, – после сна пробуждение…

Софья Ивановна перегнулась всею грудью через стол, как бы желая дотянуться глазами до самых глаз племянника, причем блонды ее чепчика чуть не вспыхнули от пламени одной из стоявших тут свеч. Гундуров только успел схватить ее и отставить.

– Ты это сказал княжне? Ты, значит, отказался… отказался от нее?..

Она таким же порывистым движением, упершись руками о стол, встала на ноги:

– Сергей Михайлыч Гундуров наплевал на ангела, которого следы он не достоин целовать!.. Что же мы здесь делаем? Для чего я не у себя, в Сашине, а маюсь здесь и участвую во всем этом уродстве?.. Пошли мне Машу! Я ни минуты не останусь здесь!.. Я как предчувствовала, боялась увидать княжну после этого театра… Я ее более и не увижу никогда – мне слишком стыдно и больно было бы взглянуть ей в глаза! Пошли мне горничную!..

Гундуров встал, весь бледный, с посиневшими губами:

– Делайте, как знаете, – проговорил он как в бреду, – но я этого не переживу…

Все ее возбуждение мигом соскочило с нее: она упала снова в кресло, испуганно воззрясь ему в лицо:

– Ты сумасшедший! – проговорила она дрожащим голосом и подымая плечи. – А я тебя избаловала, это правда, – примолвила она, помолчав, – ты эгоист стал, не деликатен…

– Тетя, пощадите, – прошептал он, – у меня и так в душе ад!..

Ей вдруг сделалось неимоверно его жаль.

– Надо же, однако, решить, Сережа. У нас утром сегодня положено было, что я завтра должна была говорить с ее матерью, но если ты отка…

– Боже мой! – прокричал он, отчаянным жестом закидывая себе обе руки за затылок. – Да скажите же себе сами, могу ли, могу ли я от нее отказаться!..

– Хорошо, – сказала Софья Ивановна после нового, довольно долгого молчания, наступившего за этим, – я спрошу княжну, и, если она все