Это - Фай Гогс
Это читать книгу онлайн
Это – роман, который не ждал успеха, но неизбежно произвел фурор.
Скандальный. Нахальный. Безбашенный. Он не просто вышел – он ворвался в мир, швырнув вызов всем и сразу. Его ненавидят. Его запрещают. Поговаривают, что его автор, известный в определённых кругах как Фай Гокс, отсиживается где-то на краю цивилизации. Именно там и родился его дебютный роман, который теперь боятся печатать и цензурировать – настолько он дерзок и едок.
Вы не готовы к этой книге. Она слишком смешная, слишком злая и слишком умная. Она заставит вас хохотать и одновременно задыхаться от возмущения. Вы захотите её сжечь… а потом, скорее всего, купите второй экземпляр. Готовы рискнуть? Тогда открывайте. Если осмелитесь.
Джо, двадцатипятилетний рекламщик из Нью-Йорка, получает предсмертное письмо от своей тети, в котором та уведомляет его, что собирается оставить все свое весьма крупное состояние своей воспитаннице Лидии, о которой тот ничего не знает. В письме содержится оговорка: наследство достанется Джо, если он докажет, что Лидия — ведьма.
Задача, с которой сегодня справилась бы даже парочка третьеклассниц, вооруженных одной лишь верой в силу слез и взаимных исповедей, на поверку окажется куда сложнее. Герою не помогут ни трюки с раздваиванием, ни его верная «Беретта», ни запоздалое осознание глубокой экзистенциальной подоплеки происходящего.
«Это» — роман, написанный в редком жанре онтологического триллера. Книга рекомендована к прочтению всем, кто стремится получить ответы на те самые, «вечные» вопросы: кем, когда, а главное — с какой целью была создана наша Вселенная?
В большом искусстве Фай Гокс далеко не новичок. Многие годы он оттачивал писательское мастерство, с изумительной точностью воспроизводя литературный почерк своих более именитых собратьев по перу в их же финансовых документах. Результатом стало хоть и вынужденное, но вполне осознанное отшельничество автора в природных зонах, мало подходящих для этого в климатическом плане.
Его дебютный роман — ярчайший образчик тюремного творчества. Он поставит читателя перед невероятно трудным выбором: проглатывать страницу за страницей, беззаботно хохоча над шутками, подчас вполне невинными, или остановиться, бережно закрыть потрепанный томик и глубоко задуматься: «А каким #@ №..%$#@??!»
Увы, автор не успел насладиться успехом своего детища. Уже будучи тяжело больным, оставаясь прикованным к постели тюремной лечебницы для душевнобольных, он не уставал твердить: «А знаете, что самое паршивое? Написать чертов шедевр и видеть, как эта жалкая кучка имбецилов, так называемое "остальное человечество" продолжает не иметь об этом ни малейшего понятия!»
Ко всему прочему, он явно собирался тянуть с выстрелом до последнего – ведь благодаря Руди Джулиани современный Гарлем совсем уже не то веселенькое местечко, каким он был когда-то. Чтобы немного разрядить обстановку, я сделал быстрый шаг ему навстречу.
На самом деле этот шаг служил иной цели. Он, скорее, обязывал моего противника перестать мешкать и разрядить в меня обойму. Раздался выстрел, и пока его подслеповатая пуля искала себе более легкую добычу, а ствол «Сига» описывал сложные кульбиты в плоскости, параллельной горизонту, все мое тело резко подалось влево и вниз, а правый кулак – вперед и вверх. Пинки выстрелил еще раз, но этот выстрел был скорее результатом острого болевого спазма в паху и уже не мог мне навредить, потому что я находился позади его широченной спины.
Крепко держась левой рукой за нижнюю челюсть, а правой – за копну курчавых волос, я делал с шеей Пинки то, что Фло, сидевшая в трех футах от нас, должна была, просто обязана была и увидеть, и услышать – ведь делал я это только ради нее; вернее, это делали мои руки, пока взгляд мой словно в каком-то мутном кошмаре скакал между аккуратной дыркой в двери на уровне груди пассажира, копной медно-рыжих волос, в неправдоподобном беспорядке разметавшихся с той стороны стекла, и коченеющих горчично-карих глаз, глядящих прямо на меня, но одновременно и куда-то много дальше меня; а сухой хруст ломающихся позвонков Пинки исправить ничего уже не мог.
Фло была мертва.
Глава 45
В которой братья убедятся, что растакие матери у них все же разные
Я почти не удивился, обнаружив, что пустырь, на который привел меня навигатор, будто перекочевал сюда из моего тоскливого воспоминания. Полная луна даже сквозь тучи и сплошную стену дождя светила сейчас почти так же ярко, как и тогда. Я вышел из машины и осмотрелся, стараясь не обращать внимания на навязчивое ощущение, будто нахожусь на освещенной арене, и за мною внимательно наблюдают десятки тысяч невидимых зрителей.
Мне незачем было гадать, что делать дальше. Этот пустырь был пуст со всех сторон кроме той, что примыкала к заброшенному трехэтажному зданию – по всей видимости, бывшему мотелю. Присмотревшись, я заметил, что из приоткрытой двери едва пробивается полоска тусклого света. Осталось только стряхнуть с себя липкую хмарь воспоминания о смерти Фло…
– …которая оказалась чуть менее мертвой, чем ты думал? – вмешался голос.
– Да, похоже, так оно и есть, – подтвердил я без особого восторга.
– Тогда к чему меланхолия? Твоя любимая жива; ты напрасно винил себя! Радуйся, счастливчик!
– Да как-то совсем не до радости. Просто меня почему-то не покидает чувство, что моя любимая пытается меня подставить. Не говоря уже обо всем… остальном.
– А ведь, кажется, и десяти минут не прошло, как ты завирал про какие-то там гены пессимизма, которых у тебя якобы нет – и на тебе! Но постой – ты что-то говорил о каких-то дверях?
– Я говорил, что вижу свет вон из той приоткрытой…
– Так вперед!
– …но все это настолько смахивает на ловушку, что…
– А разве Брюс Ли выбирал, чем ему мочить тех злобных азиатских тинэйджеров на Драконьем острове? О нет, сэр! Наоборот, он лупцевал их всем, что под руку попадется – нунчаками, мертвыми броненосцами, бутылками тридцатилетнего «Лафройга» – у него все шло в дело! И раз уж у тебя есть только эта дверь и больше ничего другого – то почему бы тебе в нее не войти?
– А почему бы мне сразу не выстрелить себе в ухо, чтобы сэкономить на…
В этот самый момент небо пронзила первая грозовая вспышка, и я замолчал.
Со второй вспышкой я достал из-за пояса мою красавицу «Беретту», выдернул затвор и отбросил его подальше, даже не утруждая себя тем, чтобы стереть с него отпечатки. Поцеловав на прощанье точеную буковую рукоять, я зашвырнул мою несчастную девочку так далеко, как только смог, и, не оглядываясь, зашагал к освещенной двери, за которой меня ждало нечто такое, что моя до предела обострившаяся интуиция отказывалась считать чем-то иным кроме очередной – и уж на этот-то раз определенно смертельной…
«Тачдаун!.. в смысле, оверта… то есть… таймаут!!! – опомнятся наконец читатели, которые, смешавшись со зрителями, начнут утрачивать когда-то присущие им навыки внятной речи. – Повтори-ка ещё раз, но теперь уже так, чтобы дошло даже вон до этого парня, у которого к голове приторочен целый холодильник с пивасом и трубками, идущими прямо ему в рот – ты сделал… что?!»
Спокойствие! Может, я и расскажу, почему малышке «Берри», второй моей большой любви, удалось прожить ненамного дольше первой. Но расскажу не раньше, чем вы перестанете бросаться в игроков зажигалками, горланить расистские биты и угрожать расправой членам семей судейской бригады. А помалкивал я об этом потому, что вы, тупоумные спортивные фанатики, яро ненавидите любые флешбэки, если только они не касаются какой-нибудь наигнуснейшей школьной подлости Ноа Синдегаарда[56], годы спустя заставившей его бросить слайдер вместо фастбола в матче-открытии две тысячи шестнадцатого.
Между тем, дело было так: как только яркая молния разделила небо на две равные половины, у меня в памяти вдруг всплыло ясное как день воспоминание о еще одной такой же теплой полнолунной ночи, которую я и Фло провели на лесной поляне недалеко от Брукхэйвена.
Мы приехали туда, собираясь опробовать маленького братика моей милой «Би», мой новехонький, еще не пристрелянный двадцать второй «Кехлер», купленный мною, чтобы той не было так одиноко. А дальше случилось вот что: моя красотка-жена, по ее уверениям ни разу не державшая в руках ничего смертоноснее пилки для ногтей, с сорока шагов принялась укладывать пулю за пулей точнехонько в прибитую к дереву пивную банку!
Я потребовал объяснений, но был осыпан градом едких насмешек. Тогда, повалив ее на траву, я приступил к допросу с пристрастием. Наконец, Фло сдалась и с печалью призналась, что все дело тут в одной очень, очень редкой болезни, которую ее покойная матушка подцепила в юности во время экспедиции с «Красным крестом» по Тибетскому плато. Болезнь эта называется «Драконий глаз» и обрекает на долгую, мучительно-меткую стрельбу всякого… Не дав ей закончить, я поцеловал ее и, оторвавшись, заявил, что теперь тоже болен, а значит, смогу выделить штамм и за огромные деньги делать прививки всем желающим в Техасе и Северной Дакоте.
Мы смеялись,
