Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

8

Я еще из коридора услышала, как в кабинете звонит телефон. Звонок оборвался и тут же возобновился. Отперев дверь, я подошла к столу и сняла трубку.

– Зоя Евгеньевна, это доктор Тимофеева.

– Добрый день, Дарья Геннадьевна.

– Да, добрый. Простите, сразу не поздоровалась, тут просто голова кру'гом…

– Что случилось?

– Нужна ваша консультация. Сможете подойти, когда освободитесь?

Прием начинался через десять минут. Очередь в коридоре была пока небольшая, но я знала, что ближе к вечеру, когда пациенты начнут отпрашиваться с работы для визита к врачу, народу сильно прибавится. А по окончании приема мне нужно было вернуться в инфекционный бокс, чтобы посмотреть в динамике пациента с подозрением на менингит.

– Дарья Геннадьевна, можем перенести на завтра?

– Нет-нет. Я должна сегодня же отправить отчет в облздрав. Ребенок накануне поступил из приемника, а у них с отчетностью по таким детям все строго. Предварительный диагноз: наследственное поражение нервной системы. Это ведь, кажется, по профилю вашей диссертации?

– Буду через пятнадцать минут.

Я жила в Таёжном почти восемь месяцев, но еще ни разу не была в школе-интернате и теперь подходила к зданию, стоящему на углу Строителей и Кирова, со смешанными чувствами. С одной стороны, я не могла избавиться от нездорового любопытства, с другой – заранее страшилась того, что увижу. Интернатские дети представлялись мне не только больными, но и бесправными, несчастными. Такое представление сложилось из-за того, что в бытность мою школьницей о детских домах шла дурная слава. Попасть в детдом считалось позорным и необратимым, а в коррекционный интернат, которым пугали двоечников и хулиганов, – тем более.

Погода для первой декады марта стояла отличная. Накануне началась оттепель; вдоль тротуаров бежали ручейки. Ярко светило солнце, напоминая о скором наступлении долгожданного лета. Я истосковалась по теплу, солнцу, но больше всего – по фруктам и овощам, которые не завозились в продмаг с октября. Чтобы пополнять запасы витамина С, я всю зиму налегала на квашеную капусту и варила клюквенные морсы из замороженных ягод, но мне, как и большинству жителей поселка, хотелось большего разнообразия в рационе.

Интернат размещался в одноэтажном здании, выстроенном буквой «П» и выкрашенном в голубой цвет. Широкие окна основного корпуса выходили на улицу Кирова. В просторном дворе, обнесенном невысоким деревянным забором, росли сосны, под которыми еще лежали сугробы.

Первое, что меня удивило, когда я вошла в калитку и направилась к центральному входу, – тишина. Мне представлялось, что в доме, где проживает около двухсот детей и подростков, должно быть шумно и многоголосно. Потом я поняла, что сейчас время школьных занятий и дети находятся в классах.

Дежурная подсказала, где я могу найти Тимофееву. Широкий коридор, выложенный плиткой, привел меня к двойным дверям с табличкой «Лечебный блок» – за которыми продолжился. По обе стороны тянулись двери в палаты и кабинеты. Немного пахло хлоркой, но это было единственное, что напоминало о больнице. На стенах висели детские рисунки, в рекреации кто-то организовал оранжерею.

Кабинет невропатолога находился в конце коридора. Я постучала и, услышав разрешение, вошла. Дарья Геннадьевна поднялась из-за стола.

– Спасибо, что так быстро пришли. Вот медицинская карта девочки. Присаживайтесь.

Я села, раскрыла картонную папку-скоросшиватель и прочла на титульном листе:

«Снежана Коваленко, дата рождения: 15.08.1974 г. Место рождения: пос. Артюгино Богучанского района.

Мать: Зинаида Коваленко, 1946 г. р. Лишена родительских прав в ноябре 1981 г. (причина: хронический алкоголизм, неисполнение материнских обязанностей).

Отец: прочерк (неизвестен).

После изъятия от матери девочка содержалась в детском приемнике п. Богучаны с 20.11.1981 по 15.02.1982. Решением медкомиссии помещена на обследование в детскую областную больницу № 3, где находилась в период с 15.02 по 26.02 с. г.

С неуточненным диагнозом «наследственное поражение нервной системы – мышечная дистрофия Эмери-Дрейфуса» и «умеренная умственная отсталость» возвращена в приемник, где вплоть до 09.03 с. г. находилась в ожидании перевода в коррекционную школу-интернат п. Таёжный Богучанского района.

Девочка поступила в вышеозначенную школу 09.03.1982 г.».

Далее следовали бланки обследований и протокол комиссии.

– Где сейчас Снежана?

– В изоляторе.

– Она больна?

– Нет. Таковы правила для вновь поступивших. Нужно убедиться, что девочка здорова, прежде чем она начнет контактировать с другими детьми.

Я внимательно прочла выписку из больницы и подняла на коллегу удивленный взгляд.

– Не понимаю, на каком основании был поставлен диагноз «наследственная мышечная дистрофия». Тут нет даже заключения ортопеда. Я не говорю о специалисте-генетике, который вряд ли когда-нибудь появится в Богучанах. Кардиолог отмечает, что сердечная недостаточность, характерная для данного заболевания, не выявлена. Неужели у девочки настолько выраженные симптомы, что диагноз поставили на основании исключительно внешних проявлений? Учитывая, что ей всего семь лет, это маловероятно. Такие симптомы проявляются в возрасте ближе к подростковому.

– Диагноз неуточненный, об этом написано в сопроводительных документах. Я поэтому вас и позвала. Нужно разобраться. – Тимофеева поднялась. – Я приведу Снежану, чтобы вы…

– Подождите. Сначала проговорим некоторые моменты, которые лучше не обсуждать при ребенке. Что известно о родителях Снежаны?

– Об отце – ничего. Вероятно, мать родила ее от сожителя. Коваленко-старшая воспитывалась в детдоме, работала маляром, проживала в коммунальной квартире. По свидетельству соседей, дочерью почти не занималась, определила ее с годовалого возраста в ясли на пятидневку, регулярно пила, меняла мужчин.

К Коваленко несколько раз приходили из органов опеки, но ей как-то удавалось выкручиваться, все-таки ребенка она не била и худо-бедно кормила. Когда Снежане исполнилось шесть лет, Коваленко-старшая попала в больницу с сердечной недостаточностью, запущенным сколиозом и поражением дельтовидных и лопаточных мышц. Ей поставили диагноз «мышечная дистрофия». Выписавшись из больницы, она продолжила работать, но не полный день и с ограничениями по здоровью.

С деньгами, видимо, стало совсем плохо. Сердобольные соседи подкармливали Снежану и оставляли у себя ночевать, когда Коваленко уходила в очередной запой или приводила сожителя. Через год девочка пошла в школу. Ну как пошла – мать отвела ее на первое сентября и больше уже не водила. Жили они на краю поселка, до школы – больше километра пешком. Снежана ходила в школу сама. По словам учительницы, на уроках девочка была невнимательной, на вопросы не отвечала, навыками чтения и устного счета не овладевала, со сверстниками не общалась, на переменках не играла – забивалась в угол и сидела там, пока ее не звали в класс. На школьном медосмотре врач выявил косолапость, незначительное запрокидывание головы, скованность в мышцах. Информация была отправлена в поликлинику по месту жительства Снежаны, с последующим вызовом ее