Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова

– А-а-а, да нет, они давно квартиру Чжанам сдали! Иногда Марина, ну, тетка Ангелины, наведывается, что-то починить там…

– А где, простите, сейчас Ангелина?

Стучит в висках.

– Ну так в деревню они уехали, в Возжаевку!

Маша подхватывает пуховик, начинает спешно одеваться, нахлобучивает шапку, будто боится куда-то не успеть.

– Маша? – кричит дядя Толя вслед.

– Да? – Маша перехватывает сумку, сбегает по ступенькам, не останавливаясь.

– Передавай Ангелине привет от Толяна! И Марту обними от меня!

Маша не отвечает, толкает дверь подъезда.

33 (Маша)

Маша просит водителя четвертой маршрутки остановить у торгового центра «Оптимус», напротив автовокзала. Погрузившись в мысли, забывает передать деньги за проезд. Судорожно копошится в карманах и сумке, но мелочи не набирается. Какой-то смутно знакомый парень с челкой на лоб смущенно предлагает за нее доплатить. Каждое второе лицо в городе детства – смутно знакомое. За неимением выбора Маша благодарно принимает недостающую десятку.

Она выпрыгивает из маршрутки на мостовую, покрытую плотным скрипучим снегом. Так он скрежещет только в Благовещенске. Рубли закончились, остались только сотки евро в конверте, полученные от Андрея за работу на выставке тканей. Делать нечего, придется искать обменник. Маша спускается по улице Пятидесяти лет Октября в сторону площади Ленина в поисках вывески с мигающими цифрами курса валют. Раньше следовало бы выцепить менялу с плотно забитой купюрами борсеткой: на «Ярмарке» или у памятника-тумбы в сквере. Но теперь все «цивильно».

Материализуются подзабытые образы родного города. Вот приземистое здание в духе конструктивизма, внутри – похабный ночной клуб «Полтинник». Через дорогу – ресторан китайской кухни «Панда». Чисанчи и хэйхэйская закуска оттуда и есть та самая «еда детства». Бронзовый памятник «челноку» с баулами на плечах лицом страшно похож на отца. Маша словно заново присваивает эти здания, перекрестки и повороты, теперь, когда они уже не принадлежат Марте.

Наконец находит, напротив сквера с памятником-тумбой с барельефами атлетичных советских людей, вывеску «Срочные займы, переводы, обмен валют». За тяжелой дверью – узкий коридор под низким потолком, вдалеке – пластиковая перегородка с ярко-зелеными значками юаня, доллара и евро. Из обменного пункта, элегантно надевая котелок, выходит пожилой седобородый мужчина. Старичок держит листок. Подносит его к свету тускло подрагивающей лампочки, приближает и отдаляет от лица бумажку, вчитывается.

– Жаловаться на вас в прокуратуру буду! – кричит старик, оборачиваясь к вывеске со значками валют и грозя кулаком.

У Маши вспотели ладони, сжимающие конверт с валютой. Длинная аккуратно подстриженная борода, котелок, темно-синее пальто из дорогого твида… Не может же быть, чтобы дедушка, пытавшийся поймать падающую Марту на проспекте Раймона Пуанкаре, вдруг оказался в Благовещенске!

– Милая, вы там повнимательней! – Пожилой мужчина улыбается ровным рядом белых зубов. – Они дурят, бессовестные, сначала курс называют один, а потом меняют совсем по другому, на два рубля дешевле! Хорошо, что я распечатку взял, проверил цифры! Обязательно пересчитывайте на месте, не отходя от кассы, так сказать!

Маше хочется спросить про Париж. Вопрос едва не срывается с языка. Лампочка мигает, свет в коридоре делается тусклым, и в этот момент кажется, что старик состоит из призрачной материи, что сквозь него видна вывеска. Рука сама тянется к его плечу. Нужно убедиться.

– Ну, прощайте.

Элегантный пожилой мужчина едва прикасается пальцами к краю котелка и, не давая Маше подтвердить догадку о его нематериальности, просачивается по стенке к выходу. Перед тем как открыть дверь, последний раз грозит кулаком обменнику.

Маша забывает проверить, не обсчитали ли ее, и делает это уже на улице, зажав перчатки в зубах и стараясь не слишком светить купюрами.

– Марта?

Это обращение Маша слышит второй раз за день и уже начинает сомневаться, в своем ли она уме. В своем ли теле. Как будто она присвоила сестру, слилась с Мартой. Оглядывается по сторонам.

У баннера «Мегафон» стоит плотно укутанная от мороза молодая женщина: она замотана в толстую слегка клочковатую пуховую шаль, из-под длинного пальто выглядывает темно-серая юбка в пол. В руках у нее клетчатые баулы, вокруг стоит еще несколько сумок. У щеки локон цвета клубничный блонд, под морозным румянцем на правой скуле – ярко-бордовое пятнышко-шрам. От удивления Маша раскрывает рот, перчатки падают на снег.

– Светка?

Маша спешно сует конверт с деньгами в сумку, нагибается за перчатками. Светка уже подбежала помочь. Краем глаза Маша видит недоумение на лице одноклассницы, она убирает с лица локон, встряхивает головой, точно пытаясь отогнать мираж.

– Ой, то есть… Маша! Сколько лет, сколько зим!

Маша и Света подхватывают по одной перчатке, поднимаются, оглядывают друг друга, смеются. Что-то со Светкой не то: идиотски добрая улыбочка, иней на ворсинках шали…

– Что у тебя за баулы? Давай помогу! – предлагает Маша.

– Это одежда для малоимущих прихожан нашей церкви…

– Церкви?

По пути до машины Светка рассказывает, как ее отец, бывший губернатор области, пришел к Богу, отбывая срок. Освободившись, привел в церковь дочь. И такой покой она там обрела… Теперь вся ее жизнь и работа – служение.

Маша не верит своим ушам. Гламурная одноклассница, гнобившая Марту, называвшая ее «минетчицей», с неподдельным трепетом в голосе рассказывает о батюшке, о восстановлении храма в Чигирях, о прихожанах, «сестрах»… Слушая все это, Маша ожидает увидеть какую-нибудь раздолбанную «девятку», но Светка останавливается у свежевымытого кроваво-красного «инфинити», на котором мать одноклассницы забирала ее из школы.

– Ну а Марта как там поживает? – радостно спрашивает Светка, загружая сумки с тряпьем в багажник иномарки и выпуская густые клубы пара из ненакрашенного рта.

– Все хорошо… Работает моделью… В Париже…

Почему-то Маша не в состоянии сказать однокласснице правду.

– Ах! – Светка прижимает ладонь в нелепой рукавице к груди, как будто вспомнив что-то трогательное. – Дай Бог Марточке здоровья! В ней всегда было что-то особенное, какой-то свет от Всевышнего в сердце…

Светка говорит так, словно совершенно не помнит, что они с Мартой были заклятыми врагами.

– Ну я, пожалуй, пойду, на автовокзал надо, пока еще автобусы ходят, – пробормотала Маша, утрамбовывая последнюю сумку во вместительный багажник.

– А тебе куда?

– Я должна кое-что передать матери Марты в Возжаевку…

– Так давай я отвезу! – Светка потряхивает ключами от машины, брелок «инфинити» поблескивает стразами.

– Что ты, не стоит, это два часа в одну сторону, я прекрасно доберусь на маршрутном автобусе… У тебя наверняка дела…

– Садись, садись!

К приборной доске прикреплены три золоченые иконки. На зеркале заднего вида болтается деревянный крест внушительных размеров, вызывая в памяти кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Прогрев машину, Светка трогается с места. Заходит речь об одноклассниках. Кто теперь да с кем, где работает, у кого уже есть дети… Обо всех Светка отзывается с таким теплом, любовью… И с едва уловимой снисходительной интонацией, которая фонит, точно радиопередача, пробившаяся в телефонный разговор. К концу поездки Маша уверяется, что в религии одноклассница просто нашла новый способ чувствовать себя выше окружающих. И не так уж сильно изменилась, пусть и носит теперь старушечью шаль, юбку в пол и нелепые рукавицы.

В селе всего несколько улиц, и Маша без труда находит нужную – Почтовую. Название впечаталось в память по письмам, иногда приходившим от Марты в месяцы летних каникул.

– Мы тут уже как-то раз бывали с мамой… Когда отвозили Марту перед одиннадцатым классом… Кажется, дом был в конце улицы…

Так вот, значит, где доучивалась сестра. Светка опускает стекло и окликает едва стоящего на ногах пьянчугу неопределимого возраста с проспиртованным лицом.

– Простите, не подскажете, дом Пеговых где?

Тон у одноклассницы при этом узнаваемо требовательный, прямо как в школе. Пьянчуга поскальзывается, припадает на одно колено, но быстро выпрямляется. Немного промедлив, неопределенно машет в сторону бараков.

– З-за «Продуктами», – с усилием выдавливает мужик и шагает прочь, высоко поднимая колени, точно космонавт на Луне.

«Инфинити» останавливается у одноэтажного белого домишки с зеленой черепичной крышей.

– Кажется, приехали. – Светка вновь говорит новообретенным блаженно-приторным голоском.

Маша узнает дом с фотографий.

– Давай подожду, мне несложно! – От сахарного тона одноклассницы хочется отплеваться.

– Нет-нет, что ты, езжай, я, возможно, надолго. Ты и так сильно меня выручила. Давай, может, я оплачу бензин?

Светка