Вечера на Карповке - Мария Семеновна Жукова

– А что же, матушка Вера Максимовна! Нам, старикам, только и радости, что полюбоваться на божий мир! У богатых есть веселье покупное: пиры, балы; у молодости раздолье: ей все веселье, а бедному и старикам остался один божий мир.

– Старичок! Лучше бы в церковь, ко всенощной. Завтра Иверская.

– Э, матушка, вы умолите за нас.

– Да что вам, почтеннейший?

– За газетами.

– Да зайдите к нам посидеть вечерок.

Между тем меньшие дочки Веры Максимовны уже выбегали на улицу, окружали Катю и уводили в комнаты.

Вера Максимовна происходила из одного очень старинного дворянского дому, но как у нас в провинциях не любят рыться в генеалогической пыли и о родословных очень мало думают, то и отец ее едва мог бы пересчитать предков своих далее восшествия императрицы Елисаветы, а Вера Максимовна просто на слово верила в древность роду своего, но она крепко держалась преимуществ, на которые имела право по рождению: выезжала всегда в карете, никогда не ходила пешком и, сохрани бог, без лакея! В церкви первая подходила она к кресту и на обедах всегда занимала первое место. И чем иначе можно было бы отличиться от толпы, когда никакие достоинства не возвышают над нею?

Вера Максимовна «по обстоятельствам» вышла замуж за уездного доктора, но честнейшего и беспечнейшего человека в мире, и управляла им, домом, именьицем, доставшимся ей после отца, и притом играла в городе роль важной дамы. Катя была у ней за свое; дочки ее любили Катю, как водится, страстно, и только недели две после каждого бала, где Катя, всегда просто одетая, танцевала больше всех и с лучшими кавалерами, они косились на нее и бывали холодны; да еще если случалось, что какой проезжий осыпал ее неумеренными похвалами или отец дарил ей новый наряд. Но Вера Максимовна всегда постоянно любила ее. Катя отлично рисовала и скалывала узоры; у Веры Максимовны было много швей, и плели кружева. Катю ласкали, называли премилою, брали на гулянье, кататься в санях по городу. Катя рисовала узоры, улыбалась и каталась. Это был первый практический урок в науке жизни: Катя вывела из него заключение, что слово бескорыстно не существует в сношениях людей обыкновенных.

Глава VI

L’âme a peu de beaux jours;

mais dans un ciel obscur,

L’amour, soleil divin, peut

dorer d’un feu pur Le nuage

errant de la vie.

V. Hugo[54]

История моя начинается в эпоху незабвенную для нас: это было в начале 1813 года. Туча, всплывшая с запада и разразившаяся над сердцем России, уже проходила, но громы ее еще были слышны и следы опустошения, причиненного ею, чувствительны.

Не подумайте, чтоб я хотел описывать это важное событие, и влияние, которое имело оно на умы, и идеи, которые принесло и развило, или следы, которые оставило в народном быту: это дело не моего пера, для этого нужен талант опытный, взгляд верный, ум испытующий. Нет, нет! Я упоминаю о нем потому только, что оно имело некоторое влияние на судьбу моей Кати, единственно потому.

Если бы какой-нибудь старожил Калуги, Тамбова, Пензы или какого уездного городка, за год перед тем заснувший последним сном под сению берез на городском кладбище, проснувшись по воле небес, пришел в родимый город, не зная, что делается на белом свете, он, верно, не узнал бы ни города, ни сограждан своих. Мирные, почти всегда пустые улицы оживлены, многолюдны и шумны; везде народ, везде блестит оружие: с одной стороны входит отряд легкой конницы, с другой в стройном порядке идет рота пехоты; там казаки, башкиры в странном наряде, здесь тянется обоз с больными и ранеными: люди по платью все кажутся военные, но без оружия, говорят языками неизвестными; в домах везде чужие лица, церкви наполнены незнакомыми, народ теснится по улицам, по рынкам, бородачи в серых армяках толкуют о Дрездене и Вене; на прилавках читают газеты: важное происшествие занимает этих людей, доселе живших каждый особою жизнию, деятельных только в своем ограниченном кругу; теперь частность уступила место общности, как бы какой чародей передвинул на несколько десятков лет вперед или перенес на другую почву уединенный городок. Что же это такое? Откуда эти пришельцы, это многолюдство, это движение? Не бедствие ли какое постигло всех? Что же сделалось?

Желал бы я посмотреть, кто и каким образом взялся бы объяснить бедному невежествующему пришельцу с того света, как молодой орел, взвившийся с берегов безвестного почти острова, взлетел высоко, заслонил полнеба крыльями, рассыпал громы по свету и сосредоточил их над сердцем русским; что эти пришельцы, беглецы с родных пепелищ унесли с собою один ужас к игу чужому, одну любовь к законам отечественным; что эти воины – ратники, идущие заслонить грудью отечество; что чародей, сблизивший домовитых граждан городка с событиями общественными, есть личный интерес каждого: так, вслед за врагом, летели надежды сограждан, их сыновья, братья, отцы… Эти бедные покойники ничего в этом не смыслят!

В семейном кругу та же перемена: миролюбивые городские домоседы, в тишине семейной жизни едва ли когда обращавшие внимание на распри и перевороты, занимавшие всю Европу, едва ли слышавшие отголоски громов Маренго и Прейсиш-Эйлау, мало заботившиеся, что делают Питт, король Иосиф, Мюрат и прочие, теперь толкуют о Веллингтоне, Шварценберге, как о своих соседях; женщины читают газеты и справляются с картою; дети играют в Кутузова и Раевского; девушки засыпают с мыслию о партизане Давыдове, о Платове, Витгенштейне, украшают их всеми совершенствами своих идеалов и влюбляются в их славу. Их молитвы и желания следуют за героями на поле славы и останавливаются подчас на воинах, ожидающих в городах исцеления от ран, чтоб лететь снова на брань. О, тогда была беда франкам, и долго после того не могли они возвыситься в глазах красавиц!

Точно то же самое было и на родине моей Кати: город был наполнен приезжими, тем более что известное довольно на дальнее расстояние от города искусство супруга Веры Максимовны заставляло многих предпочитать место пребывания его прочим городам. Теперь улицы не были пусты, и девушки охотно подходили к окну, чтоб следить взорами белые и черные султаны. В один вечер, это было в начале мая, когда на севере огни одной зари встречают другую, солнце уже закатилось, и редкие звезды начинали загораться в синеве; черные тучи залегли на востоке и, мало-помалу поднимаясь, переходили в разных фантастических формах по темному