Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин

Джайнаков, хвастаясь, с особым ударением произнес слово «прапор­щики».

— Надоело учиться. Испытайте нас сначала на де­ ле,— сказал Ораз.

— Вот бестолковый, темный казах! Отказывается от учебы! — Джайнаков засмеялся, тряся плечами. Хальфе тоже развеселился, вытер выступившие от смеха слезы.

— Ладно. Габдулла, назначь всех троих офицерами, дай солдат! — Ибраим лениво махнул рукой.

Какенов повел новоиспеченных офицеров во двор.

Саха встретился с Оразом и передал вопрос Токаша: «Верят ли молящиеся в мечети солдаты в бога?»

Смышленный Ораз ответил: «Здесь немало джигитов, отрекшихся от бога».

Это шифр. Он означает: «Джигиты не верят в то, что алаш-ордннцы могут установить такое спокойствие, ког­ да над овцами будут носиться жаворонки». Короче: не верят, что из алаша будет толк.

Теперь Токаш захотел схватиться с врагом лицом к лицу и испытать, на что способны его джигиты. Его цель была — ослабить Джайнакова и оставить одного. Он пе­редал Оразу: «Если джигиты захотят встретиться с неве­рующим человеком, пусть ждут!»

Осенний дождь перестал, и выдался ясный день. На улицах еще грязно. Прохожих немного. Лишь иногда про­скачет конный патруль.

Токаш вместе с Сахой пришел в мечеть. У самых во­ рот, греясь на солнце, группами толклись джигиты алаша. Глаз Токаша сразу отыскал Ораза — он стоял в группе джигитов. Токаш подошел к этой группе.

— Здравствуйте, ясны соколы! — весело произнес Токаш. Все мигом повернулись к нему. Он быстро под­нялся на штабель леса, взмахнул рукой.

— Ибраим Джайнаков собрал вас здесь не для защи­ты народа. Это он делает ради своего возвышения. Чем он занимался, будучи переводчиком генерала? Способ­ствовал расстрелу, арестам. Он добился казни славного сына казахского народа Бекболата...

Резкие слова, неожиданное действие! Все навостри­ли слух. Так вот кто их начальник Джайнаков, которому они «верили, как богу»! Джигиты были удивлены, не зна­ли что сказать. Тогда Жакупбск крикнул:

— Кто такие большевики? Объясните нам! — он де­лал вид, что ничего не знает про большевиков; это был повод для объяснения.

Токаш осмотрелся — в первых рядах тесно, защищая его грудью, стояли Ораз, Саха и несколько других, зна­комых ему джигитов. Токаш стал объяснять:

— Путь большевиков — верный путь. И мы, казах­ский народ, должны идти за ними и не сворачивать в сто­рону. Только на этом пути мы найдем свое счастье!

Токаш говорил долго. Он показал, как на ладони, что такое Советская власть, и слушатели ясно увидели свою будущую жизнь.

— По-твоему выходит, что мы должны бросить ору­жие и разойтись по домам? — раздался чей-то голос. Его подхватил другой, более резкий голос:

— Хочешь, чтобы атаман разбил, как в шестнадца­том году?

— Казаки!

Токаш соскочил и нырнул в толпу джигитов. Ораз шепнул на ухо: «Вместе с нами входите в мечеть. На ми­ нарете есть веревка!»

Джигиты повалили в мечеть, теснясь в дверях, задние ряды двигались медленно. Саха и Ораз прокладывали путь локтями. Токаш следовал за ними. Казаки гор­ланили: «Где? Который?»...— и, напирая на толпу, хоте­ли протиснуться вперед, по не смогли пройти через плот­но стоявшие ряды джигитов.

Токаш вошел в мечеть. Ораз крикнул: «Бегите!», а сам остался у двери, создал такую толкучку, что казаки за­держались и здесь.

Токаш по лестнице бегом поднялся на минарет. Таги увидел длинную веревку, один конец которой был привя­зан к железной изгороди минарета. Он дважды обернул вокруг себя свободный конец и спустился вниз.

Глава 28

Токаш и Саха только что разделись, собираясь спать, как кто-то постучался в дверь — тихо, но настойчиво. Саха быстро соскочил с кровати, Токаш вынул из кар­мана револьвер и спрятался в углу у двери. Саха, изме­

нив голос, по-мальчишески визгливо спросил: «Кто там?» За дверью обиженный голос требовал: «Ну, быстрее!» Токашу показалось, что это голос Махмута. Чего ему понадобилось среди ночи? Л вдруг привел казаков! Ес­ли выпрыгнуть в окно? Двойные рамы... Эх, Caxa! На­шел же квартиру!

— Не бойтесь! Я один! — это был точно голос Мах­мута.

— Ну и жизнь у вас!

— Токаш вышел из угла и пожал Махмуту руку.

— Почему так поздно? С какими вестями? Хороши­ми или плохими?

— Сегодня Закир и Ибраим были у атамана... Я по­нял, что они намерены надеть на твои ноги путы, а на шею петлю. Беги из города!

— Это правда? — Токаш не доверял Махмуту. Не зря взял его к себе атаман на службу.

— Зачем мне лгать! Я же ничего у тебя не прошу за предупреждение.

— Конечно, сыщики доносят на меня.

Махмут подробно рассказал, что видел и что слышал. Свояки на тарантасе прикатили в штаб. Адъютант атамана открыл им дверь кабинета Малышева... Махмут сел у окна, выходящего в сад, и прислушался к разго­вору. В кабинете часто называлось имя Токаша. Как толь­ко свояки уехали, атаман вызвал офицера, дал какое-то приказание. Потом этот офицер спрашивал у адъютанта адрес Токаша. Адъютант назвал дом Эрмиша.

— А теперь поступай, как хочешь, — сказал Махмут и взялся за шапку.

— Ну, Саха-жан, что посоветуешь? — спросил То­каш, как только закрылась дверь за Махмутом.— Они знают, что ты живешь в этом доме?

— Сюда я перешел недавно. Хозяин дома — шурин Ташена, рабочего с кожевенного завода. Осторожный, на­дежный человек.

— Теперь нам оставаться здесь нельзя.

В эту ночь Токаш не заснул. Он и раньше не был бес­печным, но слова Махмута заставили его крепко заду­маться. Надо рассчитывать каждый свой шаг,

А можно ли все предусмотреть?

В следующий вечер па квартире Березовского собра­лось ядро большевистской организации. Одних Токаш знал, с другими встретился впервые. Тут был с копной пышных волос, смугловатый Лука Емелев, быстрый в дви­жениях, неспокойного характера человек. Рядом с ним сидел светлолицый Павел Виноградов, всегда серьезный, неторопливый — прямая противоположность характеру Емелева. Виноградов провел в ссылке около десяти лет, потом попал на фронт и в Верный прибыл недавно. При­шел красивый лицом Сергей Журавлев, уроженец Верно­го, только что окончивший школу прапорщиков в Орен­бурге и теперь служивший в крепости. Пришел и давний знакомый Ташен, крупного телосложения, с густыми чер­ными усами, еще несколько рабочих, все приблизительно одного возраста — между двадцатью и тридцатью года­ми. Не было только Юрьева и Овчарова.

Разговор начал Березовский. Он сообщил, что Юрьев под арестом и жизнь его на волоске Потом он попросил Емелева рассказать, что новою в стране. Это были ново­сти из первых рук. Емелев по телеграммам знал о побе­дах Советской власти.

— Телеграммы, поступающие