Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин

погода, оденутся в зелень деревья, и вдруг дохнет с севера холодом, повалит снег и прижмет мороз. Уж одевшиеся в листву ветви ломаются под тяжестью толстого слоя снега. Све­жая зелень и снег на ней! — как это странно, необычно, жутко...

Но пока что весна радовала. Она принесла с собой не только тепло, но и свободу. Весна 1917 года показа­лась Березовскому счастливой. Как-то сразу грудь рас­ширилась, дышать стало легче, и мечты устремились далеко, далеко... Но это ощущение счастья было очень недолгим.

Кто пользуется плодами свободы? В чьи руки пере­шла власть в центре России? Кто должен управлять та­кими отдаленными краями России, как Семиречье? Мыс­ли тревожили, мучили, заставляли вскакивать среди ночи, с постели и сжимать кулаки.

Наказной атаман Семиреченского казачества военный губернатор Фольбаум скоропостижно умер от разрыва сердца. Вчера его похоронили. В городе появилось очень много сторонников разных нововведений. Ими кишат го­родская площадь, клубы и мечети. Откуда они появи­лись? Из-под земли, что-ли, повылезли? Ведь только вче­ра и духу их не было тут.

В бывшем доме губернатора, теперешнем «Доме сво­боды», ежедневно дискуссии, споры. Ораторы-краснобаи, где-то уже научившиеся демагогическим приемам, не да­ют никому говорить. Только и слышно от них: «времен­ное правительство, временное правительство». Бьют в ладоши и кричат до хрипоты...

Нет, если и дальше сидеть сложа руки, то, похоже, вся власть окажется у этих демагогов...

Стуча палкой, кто-то подошел к домику. Лязгнул от­крываемый замок. Наконец-то появился!..

В эти дни Юрьев, беспокоясь, метался по городу, бы­вал всюду. Он натер ногу и без палки ходить не мог; стал сильно прихрамывать и теперь смахивал на старика.

— Долго пришлось ждать? Идем — есть дело.— Юрь­ев вошел в комнату, стал торопливо жечь спички, они ломались. Березовский достал свои, осторожно шаркнул спичкой о коробок.

Зажгли лампу. Юрьев начал рассказывать, торопливо и сразу обо всем:

— Я только что из «Дома свободы»... Эсеры на сло­вах строят земной рай. Любым путем норовят обмануть народ... Ты где сегодня пропадал? Я кое-что сумел сде­лать. Мы действуем разрозненно, это не годится. Пора взяться серьезно. Директив пока нет; что ж, будем де­лать то, что говорит совесть, долг... Давай-ка, посмотрим, какие у нас силы? Надо создать свою крепкую органи­зацию.

Юрьев умолк, ожидая, что скажет Березовский, и ждал немало. Березовский не скажет не подумав. Он всегда придерживается правила: семь раз отмерь, один раз отрежь.

— Люди найдутся! — ответил Березовский.

— Давай!..

— Есть надежные товарищи в типографии, на почте... Много сочувствующих среди казахов и уйгур.

— Ты Бокина видел на этих днях?

— Нет. Запропастился куда-то. Может быть, в аул уехал.

— Вот видишь!.. Так не годится. Бокин должен быть все время с нами. Это очень нужный, верный человек, среди казахов пользуется большим уважением. Я давно знаю его. Он, когда был в Питере, установил там связь с большевиками, привез мне от них привет и письмо моего хорошего друга, старого питерского рабочего Столярова. Столяров писал, что Бокин произвел в Питере очень хо­рошее впечатление. Да что говорить! Вспомни дни вос­стания. Настоящий вожак! А как на суде выступал! При­родный трибун...

Березовский кивнул головой, соглашаясь с Юрьевым, и добавил:

— Очень горячий. Язык, как бритва. Но горячие — опрометчивы. Ты прав, Петр: Бокин должен быть всегда возле нас. Его надо удерживать от необдуманных по­ступков, помогать, научить работать по-партийному.— Березовский вынул из кармана трубку, стал набивать та­бак закопченными желтыми пальцами.

— Я разговаривал с одним товарищем с телеграфа,— сообщил Юрьев. Он только что вернулся из Ташкента.

— С Емелевым.

— Да, да. Он заставил меня над многим задуматься.

Юрьев на несколько минут прервал рассказ: налили пузатенький самоварчик воды, положил горящие угли из печки, надел трубу. Подготовив таким образом чаепитие, он продолжал:

— На почту поступают телеграфные сообщения из разных городов. Телеграммы проходят через руки Еме- лева, он в курсе событий... В Ташкенте, как и в Петро­граде, среди народа нет единого мнения: одни поддержи­вают Временное правительство, другие решительно про­ тив. Идет борьба. У нас положение труднее. Семиречье— глушь, далекая окраина, здесь мало рабочих, к тому же мы, большевики, до сих пор, как видишь, не смогли орга­низовать и объединить свои силы.

Зашумел самовар. Юрьев подошел к нему, поправил трубу. Не отходя от самовара, продолжал:

— Нужна организованная сила, чтобы повести за со­бой массу. Ведь людская масса неустойчива, как ртуть,— то сольется воедино, то распадется на капли. Протяни руку, укажи русло — и польется за тобой. Или — как вот этот пар: бурлит, шумит, расползается по щелям, выды­хается, а направь на дело — начнет турбину ворочать, только держись...

Самовар вскипел. Юрьев налил два стакана, поста­вил на стол. Прихлебывая горячий чай, он развивал свою мысль дальше:

— Нужно раскрыть людям глаза и показать, что эсе­ ры болтовней прикрывают господство богатых, убедить, что правильный путь только у большевиков — тогда все обездоленные пойдут за нами. Но хватит ли у нас сил повести за собой массу?— вот какой вопрос остро воз­ник у меня после разговора с Емелевым.

Березовский все слушал, не перебивая своего друга. Он вообще не отличался словоохотливостью и несколько завидовал красноречию Юрьева, который в увлекатель­ном разговоре внутренне загорался, весь преображался, молодел, а летами был он немного старше Александра. Березовский помнит себя в юности проворным, растороп­ным и довольно языкастым, способным не только без конца шептать на ухо девушке ласковые слова, но и схватиться в споре с каким-нибудь одногодком-станич­ником. Тюрьма и длительная ссылка сделали его мол­чаливым. Он приучился больше думать и меньше гово­рить. Зато каждое слово его было верным.

И сейчас он сказал Юрьеву:

— По-моему, нам надо избрать эту телеграфную кон­тору центром, местом сбора и объединения своих сил. По телеграфу можно установить связь с городами России, и з нать обо всех событиях.

Юрьев сразу одобрил эту мысль:

— Кроме того, мы будем ходить и в «Дом свободы», потому что там собирается много народа,— сказал он.

Начиная с этого вечера, Юрьев и Березовский уже не знали отдыха. Они исходили весь город, повидали всех старых знакомых и приобрели много новых друзей. Там, куда приходил Юрьев, в долгих разговорах выпивался до наклона самовар, и хозяин становился сторонником Юрьева; где бывал Березовский, оставался еше один пре­данный человек — разговор тут шел короткий, ясный, на­прямик,— и долго еще плавали по комнате клубы табач­ного дыма, и рука хранила ощущение крепкого молчали­вого пожатия Березовского.

Один в поле не воин. Надо иметь истинных друзей, с которыми