Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин

мог возно­ сить молитвы и никого не благословлял.— Ибраим оки­ нул взором всех присутствующих, ожидая поддержки.

Токаш понял, что Ибраим намерен еще потягаться с ним. «Эх, бессовестный! — прикидывается в глазах лю­ дей скромным человеком! На же тебе...»

— Вы, господин, хотя в Мекку и не ездили, но зато были верноподданным рабом царя... Или думаете, народ ничего об этом не знает?

Снова тягостная, как перед грозой, тишина. Даже гор­ланивший без умолку Сугурбай стих. Разговор с подтру­нивания друг над другом перешел в острый спор. Карден многозначительно взглянул на свою дочь. Сметливая де­вушка сразу поняла смысл взгляда отца и пригласила всех в столовую.

Просторная, с высоким потолком столовая была убра­на на диво. Всюду ковры. Над столом висела огромная люстра с позолотой. Длинный стол заполнили тарелки; тут были горячие манты, татарские беляши; из холодных закусок — казы, карта; вина разных сортов, фрукты.

Бикен встречала гостей в белом шелковом платье с оборками снизу, а сейчас вышла в столовую в пестром из тонкого шелка платье узбекского покроя, из-под платья видны красные шаровары; на голове — тюбетейка с по­зументами, мелкосплетенные длинные косы свисали ни­же колен.

Балованная с малолетства отцом, Бикен держала се­бя не как казахские девушки — стесненно скромно, а свободно, самостоятельно, как хозяйка. По ее знаку мо­лодой джигит-татарин стал разливать вино, а она приня­лась накладывать в тарелки кушанья.

— Токаш-агай, этот пир мы устроили в вашу честь,— ярко улыбнулась Бикен. Проворными движениями гиб­ких, белых пальцев она приблизила к Ибраиму блюдо с казы и карта.

— Жезде, вы же любите карта...

Ибраим уперся взглядом в ее полную грудь, причмок­нул, будто попробовал какого-то кушанья. От Ибраима девушка подошла к Какенову, сказала тихим безразлич­ным голосом:

— Пожалуйста берите, что вам из закусок нравится! Я ведь не знаю, что вам нравится.

С левой стороны Токаша, через одного человека, сидел Курышпай, а рядом с ним молодой татарин — блондин. Разливать вино он уже кончил и теперь внимательно сле­дя за каждым движением Бикен, выполняя все ее указа­ния по обслуживанию гостей. Курышпай — никому не даст посидеть спокойно — толкнул блондина локтем.

— Закрой рот!

Блондин покраснел и отвернулся.

Карден и Сугурбай, указывая бровями на Токаша, ве­ ли между собой шепотом беседу. Бикен мимикой подала отцу знак: пора начинать.

Карден заговорил, поглаживая бороду:

— Почтенные сородичи! Время сейчас неустойчивое, изменчивое. Вся наша сила — в единении. Если мы будем между собой дружны и едины, то никакой враг не стра­шен нам. Вот сегодня мы ради достижения этого единства пригласили сюда господина Токаша. Поговорим. Забу­дем обиды друг на друга и не станем угрожать друг дру­гу! Не будем обращать внимания на всякие сплетни, шу­шуканье людей...

Токаш таких слов не ожидал. Он думал, что Карден и другие заставят Ибраима признать свою вину, а вместо этого они хотят нажать на Токаша... Как же, дождешься извинений от Ибраима. Он и раньше с пренебрежением относился к Токашу, лишь холодно кивал при встречах, а теперь разве склонит голову перед Токашем? Ах, под­лецы. Когда они убедились, что за Токаша заступается народ да и сам он может постоять за себя, они начали говорить о единении...

Все, одобряя слова Кардена, выпили вино, только Токаш не поднял бокала. Он знаком руки попросил вни­мания.

— Почтенные сородичи! Старейшина Карден говорил о единстве, дружбе. Но при Закире и Ибраиме наш народ не может быть единым.

Кто-то крякнул, выражая недовольство, все задвига­лись беспокойно, поглядывая друг на друга.

Токаш воскликнул, подняв бокал:

— Кончим этот бесполезный разговор. Джигиты, я предлагаю выпить за здоровье Бикен — украшение дома!

— Удачно! Молодец, Токаш,—поддержал его Курыш- пай.

— Спасибо, Токаш-ага! — Бикен чокнулась с Тока­шем и, обращаясь к остальным гостям, сказала: — Ну, джигиты, кто за меня не хочет пить?

Все выпили без особой охоты. Больше тостов не про­износили. Вечер тянулся в разговорах соседа с соседом по столу. Токаш подсел к Бикен. В обычные дни он не употреблял вина, в гостях, на пирушках выпивал, но не

больше одной рюмки. От этой своей привычки он никогда не отступал. Сколько Бикен его ни упрашивала, он пить не стал.

Карден и Сугурбай быстро расправились с поданным в блюде казы и теперь принялись за манты. Курышпай, оказывая внимание своему соседу, молодому татарину, все подливал ему вина. Блондин был уже навеселе. Гла­за у него посоловели, лицо залил румянец. Он смотрел на Бикен и на Токаша, во взгляде угадывалась зависть и злоба. Токаш отвечал насмешливым взглядом. Молодой джигит еще больше свирепел. Это заметили Ибраим и Габдулла. После ужина все снова перешли к гостиную. Бикен ушла в свою комнату, оставив дверь открытой, и села за рояль. Токаш подошел к ней.

— Я так соскучилась по танцам! — Бикен, не отни­мая пальцев от клавишей, повернула голову к Токашу.

— В тюрьме у меня все мускулы затвердели, ноги не подчиняются, — засмеялся Токаш.

Курышпай, подмигнув сам себе, закрыл дверь комна­ты Бикен, уселся на полу гостиной и начал играть на дом­бре. Он спел несколько песен, потом встал и, играя, начал приплясывать, вызывая смех. Особенно громко хохотал, забыв обо всем, Бурнашев. Какенов с Ибраимом стояли возле окна, курили и вполголоса разговаривали. Как толь­ко затихли звуки рояля, они подошли к двери комнаты Бикен и распахнули ее настежь. Все увидели, что Бикен и Токаш стояли обнявшись. Восторженный молодой тата­рин онемел. А Курышпай пробормотал ругательство: «Я же закрыл дверь, неужели они не могли догадаться запе­реть ее изнутри?..»

Токаш однако не растерялся. Он снял руки девушки со своих плеч, подошел вплотную к Габдулле и сказал тихо, но внушительно:

— Закрой дверь!

— Убирайся вон отсюда! — прохрипел Какенов и скрипнул зубами.

— Господин Какенов, не забывайтесь—хозяйкой до­ма являюсь я! — сказала Бикен.

Какенов опешил. Бикен смотрела на него в упор, то краснела, то бледнела. Он не выдержал острого ненави­дящего взгляда и отвернулся.

Токаш поклонился Бикен, потом взглянул на Курыш- пая и энергично махнул ему рукой — пошли домой!

На двери домика Юрьева висел огромный черный замок. Березовский пошел в беседку, находившуюся в глу бине фруктового сада — и там никого. Он присел на лавочку и стал ждать хозяина.

Был весенний вечер; тепло, тихо. От земли поднимались испарения, и в саду стояла сизая дымка.

Да, рано пришла в этом году весна. Но в Семиречье ранний ее приход может предвещать немало перемен в природе. Бывает, совсем установится теплая