Возвращение Мюнхгаузена. Воспоминания о будущем - Сигизмунд Доминикович Кржижановский

выбрал весьма точно: кому в ту пору неведомы были «всамделишные» пародии на правосудие и случаи расстрела не из пугачей – за «проступки» не большей тяжести. Однако умеющих читать междустрочно уже хватает. Сотрудник издательства А. Зонин делает приписку к рецензии: «Тов. Цейтлин, несомненно, смягчил оценку. Замысел явно не удался автору. Пытаясь иронически отнестись к клевете на СССР, он сам впал в этот тон (курсив мой. – В. П.). Всего лучше воздержаться от издания. Отмечу все же, что у автора, безусловно, есть данные, и возможно, что он мог бы переработать этот роман. В таком случае мы имели бы любопытнейшее использование нового жанра». Перед нами случай, как говорил булгаковский герой, «так называемого вранья»: никаких попыток «иронически отнестись к клевете» и т. д. в повести Кржижановского нет, и вообще то, что «смущает» обоих авторов отзывов, если, конечно, на минуту им поверить, – лишь одна из восьми глав книги. Но слово сказано – и похоже то ли на донос, то ли на приговор.

Впрочем, судьба книги еще далеко не решена. Она зависит не от Цейтлина и не от Зонина, играющих по правилам, но от тех, кто имеет отношение к установлению правил. Прежде всего – от Нарбута, одного из влиятельнейших в московском издательском мире людей. Конечно, нельзя не понимать, что повесть на редкость «не ко времени» – десятилетию Октября. Но… в отличие от тех, кто вскоре их сменит, для этих литераторов-деятелей, при всей их партийно-ортодоксальной правоверности, литература – не пустой звук. Короче – повесть издательством не отвергнута. Автор внес кое-какую правку, несущественную, но видимость «работы» с ним создана, окончательный вариант книги – в редакции. Кржижановский ждет и, как ни старается выглядеть иронично-спокойным, напряженно сосредоточен на этом ожидании.

Ожидание затягивается. И тогда в дело решительно вмешивается С. Мстиславский, некогда «открывший» Кржижановского в Киеве. Он – из тех крупных партийных деятелей (достаточно хотя бы посмотреть в архиве на имена адресатов его энергичной переписки), которые вскоре после Октября ушли в литературную, культурную, научную деятельность (как Д. Фурманов, Е. Лундберг, А. Богданов, В. Бонч-Бруевич и др.), потому влиятелен, да и Нарбута с Черняком знает близко, для них – в отличие от Кржижановского – «свой». Посоветовав автору не томиться без толку в Москве, а отправиться передохнуть в Коктебель, Мстиславский берет все переговоры с издательством на себя.

Из письма Кржижановского к А. Бовшек от 11 августа 1928 г., из Коктебеля в Одессу: «Начинаю с самой важной новости: вчера получил телеграмму из Москвы следующего содержания: „Землефабрика приняла вашу книгу к изданию. Привет. Мстиславский». Я тотчас же ответил Серг〈ею〉 Дмитр〈иевичу〉 письмом, в котором благодарил его за новость, и чувствовал себя весь день почти именинником. Это, конечно, еще не победа, но предвестие борьбы „до победного конца“. И надо запасаться силами и хладнокровием, чтобы в этом литературном сезоне „иттить и иттить“, никуда не сворачивая и не сдавая без боя ни единой запятой… Читал (у Волошина. – В. П.) две главы „Мюнхгаузена“….слушали очень хорошо…»

Хладнокровия, впрочем, хватило ненадолго: он тут же вернулся в Москву. Одиннадцать дней спустя – очередное письмо в Одессу: «С ЗИФ’ом дело затягивается ввиду нового отъезда Нарбута, притом рукопись оказывается принятой „условно“ (что они хотят с нею делать, пока не знаю), а книга если выйдет, то с предисловием, в котором меня, вероятно, здорово разругают. Пусть».

Слово Нарбута в этой ситуации было бы решающим. А он автора поддерживал. Но… в издательство из той поездки Нарбут не вернулся. Был исключен из партии и снят со всех постов, несколько лет спустя – арестован, осужден, погиб в лагере.

Право, нет худа без добра. Вполне вероятно, что, если бы трагедия в судьбе Нарбута случилась несколькими годами позже, а книга Кржижановского – его решением – была бы издана, то и автор книги, да еще и давний, киевский знакомец обвиняемого, попал бы под каток репрессий…

Сказать по правде, понять издателей можно: эта философическая сатира-фантасмагория вызывает в памяти убийственную «Сказку бочки» Свифта (странную годовщину первого издания которой, как уже упоминалось, довольно неожиданно отметила советская печать – как раз в ту пору, когда писалась повесть Кржижановского). Появись она в свет – и читателю-современнику не потребовались бы никакие комментарии, как излишни были они читателям Свифта, естественно распознававшим все намеки и «невероятности» автора, самые сложные его гиперболы и метафоры. И можно не сомневаться, что издательству не поздоровилось бы. Да и автору тоже: судьба сочинителя вскользь упоминаемой Мюнхгаузеном «Повести непогашенной луны» Бориса Пильняка подкрепляет это предположение.

Нынешнему читателю комментарии, разумеется, нужны – и обстоятельные, иначе многие нюансы от него ускользнут, что было бы досадно. Потому я попытался быть максимально подробным. Не берясь конкурировать с плотностью письма Кржижановского, что, на мой взгляд, бессмысленно, я тем не менее стремился следовать за нею, рискуя даже тем, что некоторые пояснения могут показаться избыточными.

Александерплац – центральная площадь Берлина.

– Восстание в Кронштадте! – Точная датировка (март 1921 г.) начала действия повести впоследствии несколько размывается: одни вскользь упоминаемые события относятся к 1922 г., другие происходили еще годом-двумя позже; такая условность времени, конечно, естественна для персонажа, которому к моменту «возвращения» уже пошла третья сотня лет от роду.

Скажите барону: поэт Ундинг. – От нем. Unding – нелепость, небылица.

…намереваюсь нанести визит туманам Лондона. – Мюнхгаузен у Кржижановского повторяет однажды уже проделанный путь к мировой славе: впервые отдельной книгой его «Приключения» были изданы Р. Э. Распе именно в Лондоне – и по-английски.

…мы проспорили всю ночь с Тиком на эту тему… Он… грозился ударить снами по яви и развеять ее. – Людвиг Тик (1773–1853) – немецкий писатель-романтик; отвергал филистерскую мораль, идеализировал патриархальный мир Средневековья.

С Фихте… мы пререкались куда меньше. «Доктор, – сказал я философу, – с тех пор, как „не-я“ выпрыгнуло из „я“…» – Иоганн Готлиб Фихте (1762–1814) – немецкий философ. Центральное понятие «учения о науке» Фихте – деятельность «Я», полагающего себя и свою противоположность – «не-Я».

– Исповедь? Это скорее в стиле блаженного Августина… – Августин Блаженный (см. комментарий к с. 138) – автор знаменитой «Исповеди», положившей начало этому публично-личному жанру.

1789–1830–1848–1871 – даты крупнейших революционных потрясений в Европе: от Великой французской революции до Парижской коммуны.

…охватив коленями вот эту самую… стрелу, кружит по циферблату времени. – Ср. «приключение внутри часов» в «Странствующем „Странно“», где герой, кстати, тоже встречается с персонажем из далекого прошлого.

…одно из заседаний Версальской конференции. – Версальский мирный договор, завершивший Первую мировую войну, был выработан на Парижской мирной конференции 1919–1920 гг.

…первое лондонское издание еще 1783 года. – К 1783 г. относится вторая – и последняя – публикация «историй» барона Мюнхгаузена в берлинском журнале «Путеводитель для веселых людей»; первое лондонское (английское) издание Распе вышло в 1785 г., а немецкий перевод Г. А. Бюргера – в 1786 г.; к слову – оба писателя входили в круг знакомых Мюнхгаузена и бывали в его замке в Боденвердере, поэтому при выходе «очередных» изданий (на обоих языках), пополненных все новыми «историями» барона, у современников возникало впечатление, что встречи и застольные беседы в замке барона продолжаются.

…впрыгнул меж страниц, тотчас же захлопнув за собой переплет… – Скрытая перекличка с недавним упоминанием Фихте («не-я» возвращается в «я»); первый опыт «ухода» в свою книгу в главе VII станет и последним, финальным шагом барона.

…один из онеров трепаной дипломатической колоды… – Онер (от фр. honneur – честь, знак уважения, регалия) в качестве традиционного карточного термина обозначает одну из старших карт масти – от валета до туза.

Фирма существует с 1720. – Т. е. с года рождения «исторического» барона Мюнхгаузена (1720–1797).

Моя карьера… началась со скромного секретарства в одном из посольств. – Свою карьеру барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен начал пажом при герцоге Брауншвейгском во время его дипломатической миссии в Россию (конец 1730-х гг.); он остался в России на военной службе и провел там около двадцати лет (потому теперь привлекается дипломатами в качестве «специалиста по России»).

Вестминстерское аббатство – в ХIII–XIX вв. усыпальница английских королей и знаменитых людей; здесь похоронены Ньютон, Дарвин, Диккенс и др.

…протоколы Лиги Наций… – Лига Наций – международная организация, существовавшая между Первой и Второй мировыми войнами; создана решением Парижской мирной конференции 1919–1920 гг. (прообраз будущей ООН).

…подлинные документы о Брестском мире… – Следствием заключенного 3 марта 1918 г. в Брест-Литовске сепаратного договора между Россией и Германией, Австро-Венгрией, Болгарией, Турцией был выход на крайне