Разные годы жизни - Ингрида Николаевна Соколова

— Хотелось бы согласовать программу.

— Даже программу? — Это, кажется, не без иронии.

— Да, программу! — вызывающе ответила Ивета.

— С нами тут уже ездила однажды группа социологов. Социал-психологи. Слюну и то по два раза на день брали на анализ. Было множество тестов, всяких анкет. А серьезных разговоров — мало. Что вас интересует? Могу сразу сказать: когда долго находишься в море, случиться может всякое. Бывает, даже прыгают за борт. Чаще надо бывать на берегу — вот выход. Иному хватает даже на один-единственный день пришвартоваться в чужом порту — и сразу легчает. Мне — нет. Свой берег и чужой — разные вещи. Чужбина меня не радует. Не уходит чувство, что все связи прерваны.

Закурив, Ивета потянулась за блокнотом. Капитан отвернулся. Он глядел теперь в другую сторону, словно бы Иветы здесь вовсе не было. Синий пластиковый тент над мостиком отбрасывал голубоватую тень на лицо Берзиньша, и капитан выглядел пришельцем из другого мира.

Ивета не курила целый час. Просто удивительно. Зато дым показался небывало вкусным, настроение улучшалось с каждой затяжкой. И она решила не замечать невежливой позы капитана. А может быть, он увидел что-то в сизой дымке? Она ничего рассмотреть не могла, а попросить бинокль, висевший на шее у капитана, не решалась.

— Но ведь вы и сами подолгу плаваете вдали. Что думаете вы?

— Я? Я знаю, что мне надо жить в согласии с самим собой, со своей совестью, сохранять душевный покой. Иначе не выдержать.

— Бывают люди, для которых море — все. Корабль — дом.

— Может быть. Люди бывают всякие. Но и у них это кончается. Морская судьба неимоверно трудна. Постоянно сдерживать себя. Жить в крайнем напряжении, вкладывая всю силу воли. Тяжело работать.

Почему он говорит только о тяжелом? Вот ведь сегодня не качает, не валит с ног. Через стекло рубки можно разглядеть парней: судя по выражению лиц, они разговаривают о чем-то веселом. Поэтому Ивета заявляет с интонацией Фомы неверующего:

— Просто удивительно, что люди еще уходят в море.

— Что, мрачновато? Но нужно ли ко всему относиться с наигранным оптимизмом? — На миг он повернулся к ней, и она увидела недовольно нахмуренный, пересеченный морщинами лоб. — Повторяю: тяжкий труд и большая ответственность. Кроме всего прочего, надо с честью представлять свою страну в чужих землях. И на каждом судне — новые люди, даже не коллектив, а собравшиеся кто откуда разные люди. Нужно умение преодолеть психологические барьеры, поскольку жить приходится вместе в изолированном пространстве, — судно в открытом море в определенном смысле напоминает космический корабль.

Ивета не поспевала записывать. Да и неудобно было стоять на мостике, удерживая блокнот и карандаш. Сигарета в уголке рта догорела до конца. Она нашарила другую, чиркнула спичкой и швырнула обгорелую через релинг.

— С нашего судна в море ничего не бросают. Море и так уже запакощено.

— Ну, не от моей же спички... — обиделась Ивета.

«Я не девчонка, нечего делать мне такие замечания. Пусть получает что заслужил».

— А знаете, капитан, что мне больше всего не нравится в мужчинах? — спросила она, прикоснувшись к его локтю.

Но капитан даже головы не повернул.

— Знаете что? Когда обгоревшие спички суют назад в коробок. Вот. Ну, дальше... Меня интересуют эмоции, призвание, тоска...

— Для самоанализа у нас не остается времени. Повторяю: работы много, я назначен на мостик не песни петь. Конрада читали?

— Нет.

— Стоило бы, перед выходом в море. Он говорит, что вождение корабля требует куда большей мудрости, чем руководство людьми. Я же скажу: мудрости эти не уступают одна другой. Надо увидеть человека, представить, на что он способен в минуту опасности. Потому что ценность моряка определяется морем. Но во времена Конрада еще не было общественных обязанностей, политзанятий, тренировок по гражданской обороне, всяких памятных дат, мероприятий по линии ДОСААФ и спорта — соревнований по стрельбе, например. Приходится учреждать филиалы всяких добровольных обществ — Красного Креста, изобретателей и рационализаторов...

«Нет, записывать не стоит, это не то, что нужно, — решила Ивета. — Он все время отклоняется от темы. Пусть лучше ответит на тесты письменно. Но охватывают ли вопросы, составленные в стенах института, все, что может дать капитан?»

Свежий утренний ветерок мгновенно уносил сигаретный дым. Ансис Берзиньш повернулся с недвусмысленным желанием уйти. Но вместо этого спокойно продолжил:

— Вы говорите, эмоции, тоска, призвание. Я всегда спешу домой как на свидание. И моим людям, насколько я могу судить, хочется того же. Хотя меня и не ждет ни женщина, ни теплый очаг. Потому что не привелось встретить ни одной женщины столь же доброй, красивой, мудрой, как моя покойная мать. И все же, все же... берег влечет. А на суше я вспоминаю, как пахнет судно... Ладно, хватит, пора завтракать. У нас все по стрелке — через каждые четыре часа прошу в кают-компанию. Вообще социологам следовало бы основательнее разобраться в том, почему возникают барьеры в семьях, теряются контакты между близкими людьми. Как насчет эмоций и тоски в семейной жизни, а? — Ансис Берзиньш испытующе посмотрел на Ивету. Взгляд его был упорен.

В кают-компании были накрыты четыре продолговатых стола. Преобладала зеленая керамика и крахмальные скатерти с салфетками салатного цвета.

— Прошу, — пригласил Берзиньш, указав Ивете место рядом с собой, за крайним столиком. Сам капитан уселся во главе его. И моряки, стоявшие кучками, о чем-то разговаривавшие, тоже расселись, испросив капитанского разрешения.

— Это чиф, это секонд, а это — «дед»... — представил Берзиньш.

Ивета наклонила голову, моряки поочередно поклонились, вставая. Капитан взял вилку, пришли в движение и другие вилки и ножи. «Что за воспитанное общество, едят как на банкете ученых! А еще это напоминает патриархальную семью, где без воли отца даже волос не упадет с головы, — подумала Ивета. — Да, во главе стола сидит Хозяин, Отец, сигналу которого подчиняются и взрослые сыновья, и прочие родственники мужского пола».

...Теперь, уважаемые читатели, по всем литературным законам автору следовало бы рассказать о тех, кто вместе с Иветой и капитаном завтракает в салоне. И если автор не сделает этого, критика упрекнет