Морской штрафбат. Военные приключения - Сергей Макаров

юго-западу от полуострова Рыбачий, и море, что лениво плескалось у бортов, было уже не Баренцево, а Норвежское. Нужно было сообщить об этом экипажу, а потом решать, как быть дальше. Принимать такие решения — обязанность командира, и Павел почти физически ощутил, как давит на плечи груз ответственности.

Его отвлек от неприятных раздумий возглас Свища:

— Эй, глядите, фриц!

Захаров, о котором Павел в последнее время все чаще начал попросту забывать — под ногами не путается, и ладно, — подскочил, с лязгом передернув затвор автомата.

— Где?!

— Да успокойся, начальник, он же дохлый! — фыркнул Свищ. — Не бойся, не укусит! В здешних водах, — авторитетно добавил он, довольно удачно копируя манеру речи боцмана Свиридова, — купаться можно от трех до пяти минут, а он уже почти четверть часа полощется.

Посмотрев туда, куда указывал моторист, Павел увидел в нескольких метрах от катера медленно дрейфующее наравне с прочим мусором тело в черной флотской шинели без знаков различия, под которой виднелся серый свитер грубой вязки с высоким растянутым воротом. Тело лежало на спине; шинель сзади вздулась пузырем, образовав что-то вроде воздушного колокола, который наряду с оставшимся в легких воздухом худо-бедно поддерживал его на плаву. Павел хотел равнодушно отвернуться — мало ли что там плавает, — но его что-то остановило. В чертах лица мертвого немецкого подводника — видимо, того самого, что не успел укрыться внутри, когда субмарина начала экстренное погружение, и был смыт в море, — чудилось что-то смутно знакомое. Этого просто не могло быть, но все же…

— Боцман, багор! — скомандовал Павел.

— Фу, — с показным отвращением сказал Свищ.

Прокл Федотович молча взял багор и, дождавшись, пока тело подплывет немного ближе, зацепил его крюком за разбухший от холодной воды воротник шинели. Ильин и Свищ помогли ему втащить мертвеца на борт. Сержант Волосюк стоял в сторонке, наблюдая за их возней с надменно-брезгливым выражением лица. Неразлучный ППШ висел у него дулом вниз за правым плечом, шинель топорщилась на широкой, как у ломового битюга, корме, а нижняя челюсть совершала размеренные жевательные движения — сержант, по обыкновению, что-то жрал.

— Зачем он вам? — спросил Захаров.

— При нем могут быть какие-нибудь бумаги, — сказал Павел. — Подлодка новая, секретная, мы об этой модели почти ничего не знаем, а это офицер…

Он замолчал и стал спускаться с мостика.

— А, — сказал ему в спину Захаров, — понимаю, ценные сведения.

Железный трап зазвенел под его сапогами, сигнализируя о том, что «гражданин Николай» решил принять личное участие в процессе добывания из утопленника ценных сведений.

Немец лежал на палубе, запрокинув худое лицо с прилипшей ко лбу прядью мокрых рыжеватых с проседью волос. Натекшая с него вода, весело поблескивая на солнце, потихонечку стекала за борт, расстегнутая шинель распахнулась, позволяя видеть торчащий из нагрудного кармашка френча стетоскоп.

— Гутен таг, герр доктор, — сказал ему Павел и добавил по-русски: — А мир-то, оказывается, тесен.

— Знакомый, что ли? — нехорошо прищурив глаз, невнятно, поскольку говорил с набитым ртом, осведомился Волосюк.

— Свищ, обыщи его, — распорядился Павел, не удостоив сержанта ответом.

— Охота была с мертвяком возиться, — счел своим долгом огрызнуться моторист и, присев на корточки, начал брезгливо выворачивать мокрые карманы.

На палубу лег стетоскоп; за ним последовала полупустая пачка размокшего в кашу табака, зажигалка (которую немедленно присвоил Волосюк) и бумажник, в котором, помимо нескольких банкнот, обнаружилась фотография тощей немолодой фрау и промокшая серая книжица с нацистским орлом на обложке — офицерская книжка, из которой следовало, что лежащий на палубе человек при жизни звался Отто Вайсмюллером, имел чин обер-лейтенанта и служил судовым врачом. Все это Павел знал и без документов. Он уже начал жалеть, что приказал выловить труп из воды: ну какие, в самом деле, секретные бумаги мог иметь при себе доктор Вайсмюллер, отправляясь погулять по палубе?

Неожиданно немец закашлялся и издал слабый стон. Шаривший у него за пазухой Свищ отдернул руку, шарахнулся и сел на палубу, а Волосюк, перестав жевать, резво отскочил на целый метр и взял на изготовку автомат.

— Вот гад! — слегка дрожащим голосом пожаловался Свищ. — Это ж надо, до чего живучий! Напугал до смерти, с-с-скотина!

Доктор Вайсмюллер что-то быстро и невнятно забормотал по-немецки, хрипя бронхами и мотая мокрой головой, а потом, содрогнувшись всем телом, замер и замолчал.

— Отошел, — лишенным интонации голосом констатировал боцман.

— Как есть перекинулся, — авторитетно подтвердил Свищ.

— Что он говорил? — спросил Захаров, который умел, когда надо, быть чертовски въедливым.

— Беседовал с приятелем, — сказал Павел. — Советовал ему оставить шахматы и попробовать свои силы в картах или игре в крестики-нолики… В общем, бредил.

— Это точно? — зачем-то спросил Захаров.

— Да врет все, морда штрафная, — лениво процедил Волосюк. — Гляди-ка, посреди моря знакомого встретил! В особом отделе разберутся, что это за встреча такая, случайная она или, может, не совсем…

— Да, — сказал Павел и медленно разогнулся, глядя в глаза лейтенанту. — Все правильно. Я — немецкий шпион, в этом районе у меня была назначена встреча с хозяевами. Я устроил шторм, потому что без него нам сюда было не добраться, для отвода глаз атаковал подлодку, нечаянно ее утопил, а этот фриц продержался четверть часа на плаву в ледяной воде только для того, чтобы передать мне новые инструкции, пароли и явки. — Он повернулся к Волосюку: — Для тебя приятная новость, сержант. Ты можешь прямо сейчас отправляться в трюм и включать свою машинку. Валяй, инструкция позволяет!

Слегка опешивший от этой неожиданной атаки сержант с трудом глотнул, освобождая ротовую полость от наполовину пережеванной пищи.

— Чокнулся, что ли? — обращаясь к Захарову, изумленно произнес Волосюк. — Ты чего это, а? — добавил он агрессивно, адресуясь к Павлу.

— В чем дело, объясните, — в свою очередь, потребовал старший лейтенант.

Павел повернулся к ним спиной и отыскал взглядом моториста:

— Что у нас с топливом, Свищ?

Рябая физиономия Свища сморщилась и перекосилась в красноречивой гримасе возмущенного недоумения, как бы говорящей: да вы что, ошалели, какое топливо?!

— Сарай поджечь хватит, — сказал он. — Может, даже два сарая. Короче, где-то на полета миль.

— Пятьдесят миль? — беспомощно переспросил Захаров.

— Сто километров, — все тем же бесцветным, лишенным интонации голосом перевел сообщение моториста на сухопутный язык Прокл Федотович. — Или около того.

Он, разумеется, понял все давным-давно; Саня Васильев, рулевой, тоже наверняка был в курсе, но, в отличие от боцмана, предпочитал не думать о плохом, уповая на то, что командир вывезет их всех отсюда на своем пресловутом фарте.

— И чего? — с тупой бычьей агрессией спросил Волосюк.

Павел покосился на Захарова. Судя по остановившемуся взгляду и застывшим чертам лица, старлей,