Морской штрафбат. Военные приключения - Сергей Макаров

и йодом; налетавший временами ветерок доносил со стороны кормы вонь дизельного выхлопа и дым крепкого трубочного табака. Последний запах был обязан своим происхождением неизменной трубке доктора Вайсмюллера, который стоял позади капитана, привалившись тощим задом к ограждению мостика, и, зябко кутаясь в накинутую на плечи шинель, с праздным видом глазел по сторонам, обозревая угрюмые красоты здешней дикой природы.

Бригаденфюрер СС Хайнрих фон Шлоссенберг в расстегнутом кожаном плаще с пелериной стоял рядом с капитаном и изучал береговую линию в мощный морской бинокль. Исходивший от него запах хорошего одеколона временами перебивал даже смрад докторской трубки, под тонкой кожей черной перчатки на безымянном пальце правой руки виднелось хорошо заметное вздутие, обозначавшее перстень с изображением человеческого черепа — особый знак отличия, которого удостаивались лишь немногие офицеры СС. Одеколон, которым пользовался барон фон Шлоссенберг, и впрямь был хорош, но капитану Майзелю все равно казалось, что от бригаденфюрера разит мертвечиной. Капитан знал, что перечень заслуг Шлоссенберга перед рейхом весьма обширен — барон успел побывать в Тибете, повоевать в Африке, в Европе и в России, и повсюду о нем отзывались как о бесстрашном солдате и талантливом командире, — но никак не мог избавиться от предубеждения, которое испытывал к СС вообще и в частности к этому лощеному баловню судьбы, по слухам являвшемуся любимчиком самого фюрера.

— Что там? — спросил Шлоссенберг, глядя в бинокль на нечто издалека представлявшееся относительно ровной каменистой площадкой среди голых диких скал.

— Береговая батарея, — ответил капитан Майзель. Он даже не посмотрел в ту сторону, поскольку и без того знал, что на данном участке побережья нет больше ничего, что заслуживало бы внимания высокопоставленного пассажира. — Справа по борту еще одна. Сейчас ее не видно, она покажется, когда мы обойдем вон тот выступ. На нем оборудован наблюдательный пункт, а батареи полностью простреливают фарватер. Учитывая малую площадь водного зеркала и плотность перекрестного огня, которую могут обеспечить батареи, смею утверждать, что вглубь фьорда не залетит даже муха, если у нее не будет пропуска, подписанного комендантом укрепрайона.

Шлоссенберг коротко усмехнулся, опуская бинокль.

— И часто здесь появляются мухи без аусвайса? — поинтересовался он.

— На моей памяти не было ни одной, — ответил капитан. — Солдаты на батареях изнывают от безделья. Даже зенитчикам нечем себя занять: русские самолеты появляются здесь разве что случайно, да и по тем запрещено открывать огонь во избежание демаскировки объекта. В таких условиях неизбежны проблемы с дисциплиной…

— Которые вряд ли вас касаются, — резко оборвал его барон. — Занимайтесь своей командой, капитан, а солдат предоставьте тем, кто за них отвечает. Какие могут быть проблемы с дисциплиной в военное время? Русские, например, решают подобные проблемы самым простым и, на мой взгляд, единственно верным способом: расстреливают разгильдяев на месте.

— При их неограниченных людских ресурсах они могут себе это позволить, — криво усмехнувшись, заметил капитан Майзель. — Кроме того, они дикари, которым вряд ли стоит уподобляться. В конце концов, некоторые племена до сих пор практикуют каннибализм…

— Я не слышал, чтобы у дикарей возникали проблемы с дисциплиной, — парировал эсэсовец. — И я вовсе не намерен подражать этим азиатам. Но и позволять солдатам рейха уподобляться стае изнывающих от безделья обезьян я не намерен тоже. Разумеется, расстрел — крайняя мера. Куда разумнее и эффективнее использовать избыток энергии этих бездельников на строительстве…

Пока они беседовали, субмарина миновала скалистый выступ, на который указывал капитан, и взору бригаден-фюрера открылась расположенная среди скал береговая батарея. Отлично оборудованные орудийные позиции были затянуты маскировочными сетями, что делало их незаметными с воздуха. На батарее включился и замигал, чередуя длинные и короткие вспышки, мощный прожектор. Когда он погас, капитан отдал короткую команду. Позади них ритмично залязгали металлические шторки сигнального прожектора, на влажных перилах мостика замигали отблески электрического света. Прожектор на берегу ответно мигнул несколько раз, подтверждая, что пароль принят; капитан пригнул к себе раструб переговорной трубки и скомандовал застопорить ход. Субмарина легла в дрейф, ворчание дизельного мотора смолкло.

— В чем дело? Почему мы остановились? — забеспокоился Шлоссенберг, которому явно не терпелось поскорее сойти с зыбкой палубы на твердую землю.

— Мины, бригаденфюрер, — пояснил капитан. — Фарватер полностью перегорожен минами, и сейчас их опускают на дно, чтобы мы могли пройти.

Эсэсовец посмотрел на часы, которые поблескивали между рукавом плаща и раструбом перчатки, а потом покосился на хмурое небо из-под лакированного козырька фуражки. Капитану был ясен смысл этой пантомимы; он не знал, насколько правдивы хвалебные отзывы о брига-денфюрере СС Хайнрихе фон Шлоссенберге, но сообразительности и здравого смысла этому берлинскому гусю явно было не занимать.

Глядя на спокойное зеркало темной глубокой воды, раскинувшееся перед острым носом подлодки, капитан представил, как в этих кристально чистых ледяных глубинах беззвучно шевелится, раскачиваясь на металлических тросах и постепенно опускаясь на дно, целое поле смертоносных стальных репейников. Его слегка передернуло при воспоминании о том, каково это — очутиться посреди такого поля. Будто наяву, он услышал отвратительный скрежет трущихся о клепаный борт субмарины тросов и негромкое, вороватое постукивание по металлу, как будто там, снаружи, неприкаянно маялась во мраке и холоде и просилась на борт, в насыщенное испарениями человеческих тел тепло и тусклый свет тесных отсеков, сама смерть. Один из этих деликатных ударов по обшивке может оказаться чуточку сильнее других, и тогда — грохот, треск и скрежет рушащихся переборок, крики умирающих и плеск заливающей отсеки воды…

По истечении показавшихся бесконечно долгими пяти минут с береговой батареи просигналили, что фарватер свободен. Капитан скомандовал: «Малый вперед», и лодка осторожно возобновила движение под перестук ожившего дизеля и плеск набегающей на скалы волны. Шлоссенберг в последний раз покосился на затянутое плотными серыми облаками северное небо и извлек из кармана галифе серебряный портсигар. Крышка откинулась со звонким щелчком; бригаденфюрер протянул портсигар капитану, тот с благодарным кивком взял сигарету и с наслаждением ее обнюхал, втягивая ноздрями полузабытый аромат отличного табака.

— Мины, — повторил барон, прикуривая от зажигалки. — Как вы полагаете, капитан, они здесь действительно нужны?

Капитан склонился над его сложенными лодочкой ладонями, прикурил, окутавшись душистым дымом, и, выпрямившись, пожал плечами.

— Не думаю, — сказал он с истинно военной прямотой. — Данная мера предосторожности представляется мне, мягко говоря, излишней. Русские военные корабли сюда не заходят, а если бы и зашли, для отражения любой атаки вполне хватило бы береговых батарей и наших вспомогательных судов. А вот если случайный самолет противника появится над фьордом в тот момент, когда субмарина неподвижно торчит в этой крысоловке и ждет, пока откроется фарватер, дело может кончиться скверно. Потопленная субмарина — это полбеды. Разумеется,