Морской штрафбат. Военные приключения - Сергей Макаров

— Лееров, — машинально поправил Лунихин.

— Чего? — не понял Свищ.

— Леера — это то, что ты называешь перилами, — объяснил Павел. — И запомни: плавает дерьмо, а моряки ходят.

— Бывает, что и плавают, — сказал у него за спиной спокойный глуховатый голос. — Не дай бог, конечно, но — бывает…

— Бывает, — согласился Павел. — Но только в одном случае: когда корабль потонул. Так что действительно не дай бог. Слушай, как тебя…

— Свищ, — сказал Свищ и, чуть ли не по локоть засунув руки в карманы грязных солдатских бриджей, картинно сплюнул сквозь дырку между передними зубами. — Потому что у меня зуб со свистом.

— А человеческого имени у тебя нет? Ладно, черт с тобой, охота тебе с собачьей кличкой жить — живи… Ты мне вот что скажи: в море-то хоть раз выходил?

— А по мне не видно? — хмыкнул Свищ. — Я его, море ваше, только позавчера первый раз увидел. Да и какое это море, если в нем купаться нельзя?

— Почему нельзя? Можно, — опередив Павла, произнес все тот же глуховатый голос. — От трех до пяти минут смело можешь купаться.

— А потом чего?

— А потом ничего. Совсем ничего.

— Смерть от переохлаждения, — пояснил Павел и, повернувшись к обладателю глуховатого голоса, беспомощно развел руками: — Это наш моторист. — И, не удержавшись, добавил: — Так называемый…

Тот, к кому он обращался, был приземистым, кряжистым мужиком лет пятидесяти, с дубленой кожей и сильно побитыми сединой усами. Прокл Федотович Свиридов раньше служил боцманом на эсминце — здесь же, на Северном флоте. Однажды ему случилось разделить литровую емкость медицинского спирта с политруком все того же эсминца. Набрались они, надо полагать, основательно, совершенно потерявший себя политрук наговорил боцману каких-то гадостей об его оставшейся в Архангельске жене, вслух и весьма красноречиво усомнившись в ее супружеской верности, и они подрались. Боцман оказался сильнее, тем более что бился за правое дело; досталось политруку крепко, и, проспавшись, он повел себя не по-мужски, сдав Прокла Федотовича в особый отдел. Словом, биография у боцмана Свиридова была хоть и не такая сложная, как у Павла Лунихина, но и не шибко простая.

Впрочем, в данный момент это не имело никакого значения, главным казалось другое: Прокл Федотович был едва ли не единственным настоящим, бывалым военным моряком во всем набранном с бору по сосенке экипаже.

— Да не беда, — усмехнувшись в усы, сказал он. — Ведь, ежели разобраться, матрос и моторист — не обязательно одно и то же.

— Во-во, — подхватил Свищ. — Чего сразу: так называемый… Да я, если хотите знать, любой мотор с завязанными глазами в пять минут соберу! У меня к этому делу от рождения талант, я в моторе, как в собственной колоде, не глядя, знаю, где чего лежит и зачем оно нужно. Чего там — плавал, не плавал… Мотор — он и в Африке мотор!

— Вот и ладно, — миролюбиво согласился Павел и обернулся на берег, где остались энкавэдэшники.

Сержант сидел на камне над раскрытым «сидором», пристроив автомат между колен, и жрал, попеременно откусывая то от краюхи ржаного, то от зажатого в кулаке кольца колбасы, которая с неправдоподобной скоростью исчезала в его набитой до отказа, размеренно жующей пасти. Несмотря на это приятное занятие, Волосюк сохранял бдительность, и взгляд его оставался пристальным и цепким.

Лейтенант неприкаянно топтался поодаль с видом малыша, которого старшие мальчишки не принимают в игру. Положение у него было сложное: Волосюк в нем явно не нуждался, подконвойные тоже, и он не знал, куда себя девать. «Сопляк», — подумал Павел и снова повернулся к экипажу.

— Вот что, мужики, — сказал он, — давайте сразу кое-что уточним.

— А ты, я гляжу, любитель уточнять, — снова встрял неугомонный Свищ.

— Лучше расставить все по местам тут, на берегу, чем в море под немецкими дулами, — сказал Павел, обращаясь непосредственно к нему. — Свищ прав, на этом, — он кивнул в сторону катера, — воевать нельзя.

— Ну, а я что говорю! — обрадовался моторист.

— Нельзя, — повторил Павел. — Но придется. Кто думает иначе, может сразу проситься обратно в лагерь.

— Это не ко мне, — объявил Свищ. — Чего я там не видел?

— От этой штуки, — Павел снова указал на катер, — скоро будут зависеть наши жизни. Да чего там, уже зависят! Если кто не в курсе, объясню: море — не суша, где можно спрятаться от фрицевского танка в какой-нибудь ямке или драпануть на своих двоих. А в этом море даже уплыть не получится. От трех до пяти минут, это Прокл Федотович правильно объяснил… Тогда, значит, что? Значит, от скорости и маневренности этого корыта целиком и полностью зависит, вернемся мы из похода или нет…

— И еще от фарта, — авторитетно вставил Свищ.

Прокл Федотович положил ему на плечо тяжелую ладонь. Свищ повернулся к нему, открыл было широкий улыбчивый рот, но бывший боцман красноречиво шевельнул усами, и моторист, что-то такое сообразив, промолчал.

— Без фарта в нашем деле никуда, — позволил себе согласиться с приблатненным мотористом Павел. — Но судовая машина все равно важнее. Она должна быть исправна — не наполовину, не более или менее, а полностью! Это я тебе говорю, Свищ.

— Да не парься, начальник! Сделаем в лучшем виде, птичкой полетим! А ежели что, подтолкнем чуток и дальше поедем.

— Шути, шути, — усмехнулся Лунихин. — Я твои шутки послушаю, когда ты у немецкой подлодки прямо под носом заглохнешь и завестись не сможешь. Или когда скорости не хватит, чтобы от «мессера» увернуться… Шути, браток, пока живой!

— Убедительно, — с шутовской серьезностью произнес моторист. — Молчу.

— И еще одно, — сказал Павел, ощупывая взглядом незнакомые и полузнакомые лица. — Машина машиной, а все-таки главное в бою — люди. Я бы вам этого не говорил, вы все успели повоевать и знаете, что к чему, не хуже меня. Но вот гражданин майор, а с ним и кое-кто из присутствующих, — он посмотрел на моториста, — внесли в этот простой вопрос некоторую путаницу. Не спорю, я такой же, как вы, штрафник. Каждый из нас пришел сюда своей дорогой, у каждого свои грехи. Но моя должность по боевому расписанию — командир торпедного катера, а это значит, что на борту мое слово — закон…

— А если кто не послушается, этим пожалуешься? — с подковыркой осведомился Свищ, кивнув подбородком в сторону синих фуражек.

— Выкину к чертям собачьим за борт, и весь разговор, — пообещал Павел. — Тем более что перил нет.

— А я помогу, — негромко, но очень внушительно добавил Прокл Федотович. — Да ежели что, и сам справлюсь.

— Вот ведь насели на человека! —