Морской штрафбат. Военные приключения - Сергей Макаров

Потом эйфория улетучилась, чему немало способствовали побои, которыми сопровождался каждый допрос, а чувство смертельной угрозы вернулось и стало крепнуть, мало-помалу превращаясь в уверенность: убьют, как пить дать убьют. Устанут возиться, выбивая признание, и пустят в расход. И бежать некуда — куда побежишь от своих?

А потом его отыскал Иван Яковлевич, и Павел, как был, в ветхих обносках немецкой униформы (из-за которой в бараке его трижды пытались придушить на нарах и дважды едва не забили до смерти сапогами и палками), вышел за ворота лагеря. Переоделся он уже в машине Щербакова; во время этого переодевания, пока водитель, дымя папироской, прохаживался в отдалении, и состоялся описанный выше разговор. Потом каперанг уехал, а Павла погрузили в расхлябанный кузов полуторки и под охраной двух автоматчиков повезли к новому месту службы…

— …Неповиновение, — снова ворвался в сознание окрепший голос особиста. — Оно карается расстрелом, и на вашем месте я бы постарался хорошенько это запомнить. Чтобы никаких фокусов! Вопросы есть?

— Так точно, — сказал Павел. — Разрешите уточнить, гражданин майор?

— Слушаю, — неохотно повернулся к нему Званцев. Судя по кислой мине, никаких вопросов он не ожидал: с его точки зрения, все было ясно, как погожий день, и вовсе не нуждалось в каких-то уточнениях.

— Это по поводу субординации, — начал Павел.

— Ого! — негромко, но отчетливо сказали в строю.

— Какая там еще субординация, — как от назойливой мухи, отмахнулся от вопроса майор. — В чем, собственно, дело?

— В порядке подчинения, — настойчиво гнул свое Лунихин. — Если я правильно понял, главный в экипаже — гражданин лейтенант. Следующий за ним по старшинству — сержант Волосюк… Им мы должны подчиняться беспрекословно и в первую очередь, иначе — расстрел на месте. Верно?

— А что, я недостаточно ясно выразился? Что вам непонятно?

— Мне непонятно, кто будет командовать катером в море, — нанес тщательно подготовленный удар Павел. — Во время атаки, в шторм, ночью в шхерах… да при швартовке, в конце-то концов! Кто будет выбирать цель и давать команду на пуск торпед — сержант Волосюк?

Лейтенант, приоткрыв рот, прислушивался к диалогу, и на его румяной мальчишеской физиономии без труда читалась смесь напряженного внимания и легкого испуга. Похоже, он честно попытался представить, как командует идущим в атаку на немецкий крейсер торпедным катером, и явно не пришел в восторг от нарисованной воображением картинки. Зато Волосюку на предмет спора было глубоко наплевать: он больше не дремал с открытыми глазами, а в упор, не отрываясь, смотрел на Павла, и это был полный пренебрежения и чувства собственного превосходства взгляд пулеметчика Ганса, глядящего из амбразуры дота на ползущего по минному полю гефтлинга в полосатой робе.

— Я так понимаю, что вы — командир экипажа? — спросил Званцев.

— Так точно, — сказал Павел. — Вернее, я так думал до этой минуты.

— Перестаньте валять дурака! Ваше дело — управлять катером и топить фрицев, а задача Захарова и Воло-сюка — следить, чтобы вы их именно топили, а не любезничали с бригаденфюрерами!

— А если во время боя возникнут разногласия? — не отставал Павел, пропустив «бригаденфюрера» мимо ушей.

Судя по образовавшейся паузе, гражданин майор не представлял себе, какие разногласия могут возникнуть между штрафником и бойцом НКВД, приставленным к нему в качестве надзирателя. Павлу захотелось спросить, выходил ли он в море хотя бы на рыбалку, но от этого вопроса он почел за благо воздержаться.

— Разберетесь на месте, — отмахнулся Званцев, не придумав более содержательного ответа. — У меня все.

Он отбыл в гордом одиночестве, оставив разношерстную команду штрафников и двоих энкавэдэшников в полной тишине разглядывать друг друга. Павел спокойно ждал, как и все, храня молчание. Когда стало ясно, что пауза чересчур затянулась, лейтенант смущенно переступил с ноги на ногу, поправил на плече ремень автомата, зачем-то оглянулся и негромко сказал, обращаясь к нему:

— Командуйте…

Не удостоив его ответом, Павел повернулся к строю и скомандовал:

— Разойдись!

Расходиться было некуда и незачем, поэтому все просто повернулись лицом к старому рыбацкому причалу, возле которого, слегка покачиваясь на мелкой волне, стоял катер.

— Да-а, — протянул кто-то.

— Грозное оружие, — цитируя майора Званцева, высказался долговязый субъект в матросском бушлате и стеганых ватных штанах, кое-как заправленных в голенища порыжелых кирзовых прохарей.

— Я слышал, тут кто-то собрался в море выходить, — внес в разговор свою лепту разбитной тип с изрытой оспинами улыбчивой физиономией и замашками мелкого уголовника. Он откликался на кличку Свищ и числился в судовой роли мотористом. — А где корабль-то, славяне?

Рядом с гнилым, готовым в любую минуту завалиться и уйти под воду деревянным причалом катер смотрелся вполне уместно — уместно в прямом, изначальном смысле этого слова, ибо тут ему было самое место. Он был старый, чтобы не сказать древний, и выглядел, мягко говоря, основательно потрепанным. От клотика до ватерлинии покрытый ржавыми потеками и оспинами отслоившейся краски, он стоял у причала, нехорошо накренившись на правый борт, и укоризненно смотрел на людей пустыми глазницами торпедных аппаратов, как бы говоря: ну что вам еще от меня надо, дайте ж вы спокойно помереть! Спаренный пулемет, только накануне установленный на ржавой турели, был диссонансной нотой на общем унылом фоне; иссеченная пулями и осколками палубная надстройка смахивала на решето, а краска на носу облупилась до такой степени, что Павел, сколько ни вглядывался, не сумел разобрать, под каким бортовым номером катер числился при жизни.

Павел вздохнул: а чего, собственно, все они ожидали? В особенности он, бывший лейтенант Лунихин, — ну что он хотел тут увидеть, на что рассчитывал? Что ему, до сих пор подозреваемому в предательстве, переходе на сторону противника и шпионаже, торжественно вручат новенькое, с иголочки, судно последней модели? У него такое было, и он его не сберег. Так чем, спрашивается, он недоволен? Торпедный катер — не игрушка и тем более не фрукт, который можно сорвать с соответствующего дерева. Не научились пока юннаты-мичуринцы выращивать такие деревья, и торпедные катера приходится строить по старинке, на судоверфях, вкладывая в них уйму времени, денег и людского труда. Они часто гибнут, их все время не хватает, и кто, будучи в своем уме, доверит исправный, готовый к бою катер компании штрафников — вчерашних заключенных под надзором двух дураков в синих фуражках с малиновыми околышами, уверенных, что любую проблему можно решить с помощью ППШ?

— Нет, братва, я на такое не подписывался, — продолжал тем временам разоряться Свищ. — Это ж корыто! Как