Сталинград: дорога в никуда - Анатолий Алексеевич Матвеев

Нет, это не тот страх, который был при переправе через Волгу. Тогда юнкерсы, завывая, валились на их буксир сверху и, резко повернув, набирали высоту, а их сердца опускались в пятки.

Отделившаяся от самолёта бомба неслась на корабль. Капитан, с седыми усами в черном бушлате, грозил немцам кулаком и крутил штурвал так, что кораблик, завалившись на борт, резко отворачивал то в одну сторону, то в другую.

Бомбы поднимали фонтаны воды то справа, то слева. Брызги летели на палубу, обдавая стоящих и не причиняя вреда.

Из всего происшедшего им запомнились завывания самолётов, грохоты взрывов и сигналы буксира.

Мокрые наполовину сошли на берег, успокоились и уже без происшествий дошли досюда.

Воздух в этот день был пропитан редкой в эти дни тишиной. Им даже на секунду показалось, что войны нет. Но развороченная земля вокруг окопов и та спешка, с которой их распределили по ротам, всё говорило об обратном.

Им страшно, они на войне. Двое попали во взвод к Сашку. Григорий стоял в стороне и присматривался к ним, словно раздумывая, что они за люди и можно ли на них положиться.

Новые, ещё не истёртые шинели, пыльные, но не истоптанные сапоги. И пилотки, как блины на головах. Позвякивая котелками и касками, осторожно спустились в окоп и оказались перед Сашком.

Он хотел их записать, но карандаш куда-то подевался. Отсутствие карандаша заняло все мысли взводного. И он, махнув рукой, пошел от них по окопу, сказав на ходу:

– Ждите.

Они переглянулись, не ожидая такого приёма. Стоявший невдалеке Иван с минуту молча смотрел на них, а потом спросил:

– Чьих будете?

Они дернули плечами, не понимая вопроса и не зная, что ответить. Потом круглолицый, оказавшийся побоевитей, сказал:

– Свои, свои будем.

Иван усмехнулся.

– Ясно, что не немцы. Откуда родом?

– Так бы и спросили. Из Горловки, из Донецка. Шахтёр.

– А звать?

– Егор.

– А ты? – спросил Иван, кивая на другого.

– Я-то? – переспросил другой так, словно Иван оторвал его от своих размышлений. И разглядывая носки своих сапог, сказал: – Из Торжка. Портной.

– Портной это хорошо, это нам полезно. А зовут-то как?

– Евсей.

Больше Иван расспрашивать не стал, а, махнув рукой вдоль окопа, сказал как можно ласковее:

– Располагайтесь.

Они посмотрели в одну сторону вдоль окопа, потом в другую и сели, где стояли. Видно, натопались за последние дни немало. И впервые за всё это время их никуда не погонят. И это и порадовало, и огорчило. Хотелось ещё куда-то идти, видеть не что-то новое, а просто другое. Но, видно, конец пришел их неопределённости. И этот окоп – их дом. А эти люди, почитай, что родня.

Иван, порывшись в сидоре, выбрал два более-менее одинаковых сухаря, подошел и протянул им со словами:

– Погрызите пока. Когда ещё ужин принесут.

И они, не вставая и не благодаря, взяли и стали грызть.

«Намотались», – глядя на них, подумал Иван.

И хотя они были, наверное, с ним одного возраста, что-то детское виделось в них.

Хотел Иван ещё что-то сказать, а они, привалившись друг к другу, безмятежно спали.

Карандаш наконец-то нашёлся. Прибежавший Сашок хотел поднять и построить пополнение, но Иван остановил его:

– Пусть, пусть поспят, намаялись.

И Сашок, согласившись с ним, осторожно переступил через спящих и пошел по своим делам.

Григорий, до этого стоявший стороне, словно стеснявшийся, подошел ближе. И, кивая на спящих, поинтересовался:

– Ну, как народ?

Иван дёрнул плечами и сказал:

– Народ как народ.

Ужин принесли поздно. Прибывшие порадовались еде и торопливо, словно куда-то спешили, поели. Шахтёр сказал, улыбаясь и облизывая ложку:

– Кормят ничего, сносно.

– А что, до этого не очень кормили?

– Так себе, – вступил в разговор другой.

А шахтер добавил:

– У поваров морды круглые, а мы вечно голодные. Начпрод жирный, как боров, а солдатские щи одна пустота. Я их постращал, сразу всё нашлось. И мясо, и перец, и лаврушка.

– Да, – согласился Иван и добавил: – Кому война, кому мать родна. Вот так и живём, хлеб жуём.

И повернувшись к стоявшему за спиной Григорию, сказал, кивая на вновь прибывших:

– Скажи что-нибудь людям.

– А что сказать?

– Скажи, как мы тут живём, как немца бьём.

– Как надо, так и бьём.

– Вот какой у нас Григорий строгий.

Они засмеялись.

– А вы зря смеётесь. Григорий у нас герой. У него и медаль за отвагу есть. А ты поди её заслужи, – сказал строго Иван.

И пришельцы сникли, словно осознали свою вину.

Но Иван успокоил их:

– Вы не тушуйтесь, это я так, к слову. А про медаль правда. Под немецкие миномёты полез. Чтоб товарища выручить.

– А товарищ-то где?

– Помер. От ран помер. Война, будь она треклята. Вот нож мне перед смертью подарил.

И Иван достал из-за голенища нож и показал новичкам. Те покрутили его в руках и вернули обратно.

С одной стороны, Ивану ещё хотелось поговорить, но, видно, не настала та минута, когда человека не надо тянуть за язык, он сам всё про себя расскажет.

Тут на немецкой стороне громыхнуло, и снаряд, со свистом пролетев над окопами, шлёпнулся далеко позади. Новички, закрыв головы руками, быстро присели на дно окопа.

Иван, чуть пригнувшись, сказал им сверху:

– Это немец вас с прибытием поздравляет.

– Часто он так? – поинтересовался шахтёр, поднимаясь.

Распрямившись, Иван сказал:

– Почитай, каждый день. Немец без стрельбы спать не ляжет. Он снаряды не экономит. Вот стрельнул в белый свет, как в копеечку. И не жаль. Снаряды ещё подвезут.

Пополнение распрямилось и стало отряхиваться. Глядя на них, Иван улыбнулся и продолжил:

– А вы зря испугались. Пока снаряд или мина свистит, гремит – это не ваше. Грохнет далеко, вас и не заденет. Свой снаряд и не услышите. А взорвётся, мало не покажется.

И пока продолжался разговор, наступила ночь, и все стали укладываться. Водрузив под головы сидоры, все вытянулись.

– Храпящие есть? – поинтересовался Иван.

– Нет, – в один голос сказали они.

– Это хорошо.

С тем и заснули.

И наступила с лёгкой прохладой очередная ночь, словно с напоминанием – уже осень.

Утро было тихим. Проснувшемуся Ивану, ещё не открывшему глаза, на секунду даже показалось, что он дома, а не на войне, а сын и жена где-то рядом. Сейчас она подоит корову, вернётся в дом, будет процеживать молоко, позвякивая подойником о ведро…

Но от близкого разрыва земля вздрогнула. Видение исчезло. Иван открыл глаза и подумал:

– Началось.

Но он ошибся, это был случайный снаряд, прилетевший с немецкой стороны, других не последовало.