Ангелы Суджи - Владимир Дмитриевич Пронский

‒ Ну, и чего ты добьёшься в своём университете без денег?! На что учиться будешь? Лапу ведь сосать придётся.

‒ На бюджет поступлю.

‒ Думаешь, это легко. Чего-то не особенно кто в нашем Степном об университетах думают. В колледж попасть за счастье считают.

‒ Пусть что угодно считают, а я с золотой медалью куда хочешь поступлю.

‒ Медаль-то ещё получить надо, а так бы вместе работали.

‒ Много ты заработал за четыре года? Только в долги влез. И когда теперь отдашь, если других доходов не имеешь?

‒ Опять зимой в Москву буду вахтами ездить.

‒ Охранником?

‒ Теперь шофёром пойду, зря, что ли, права пылятся?! В коммунальных компаниях, говорят, хорошо платят и не мухлюют, ‒ Сергей говорил бодро, но по виду сына понимал, что он не особенно верит даже сам себе.

«Думай, что хочешь, ‒ решил Земляков старший. ‒ Молодой ещё, чтобы учить и выговаривать отцу. А я сделаю по-своему!».

Хотя Земляков хорохорился, но после разговора с сыном приуныл, раздумал устраиваться шофёром, потому что подобный опыт у него уже имелся, когда отработал в Москве месяц на КамАЗе, но вернулся домой без денег: обещали заплатить через две недели, но он не получил заработанное и через месяц, и через полгода, и не знал, у кого правды искать, кому звонить. Потом пришлось устраиваться в охрану, но сначала на курсы ходил. И везде, куда ни сунется, постоянно какие-то заморочки, словно специально ждут именно его. Под гнётом сегодняшнего положения вспомнил ‒ деваться некуда ‒ об СВО; в мобилизацию 22-го года он не попал, или его придержали как фермера, а теперь ‒ вольному воля. Так и сказал жене и сыну, обо многом передумав:

‒ Вы, друзья мои, работайте и учитесь, а я пойду воевать. Может, повезёт: и сам живым вернусь, и долги отдам.

В семье подумали, что он пошутил, а он всё решил вполне серьёзно. Когда же Катя поняла, что он по-настоящему загорелся, то сразу в лице изменилась. До этого выглядела бодро, моложаво, носик-курносик задорно вздёрнут, а как синие глазки подведёт да румяна на щёки положит, то хоть замуж повторно выдавай ‒ девчонка девчонкой. И сама собой ладная: невысокая, под стать Сергею, фигурка точёная и очень внешне похожа на мужа, словно они брат и сестра. Но после того разговора Катя сразу на глазах постарела, позвонила свёкру, нажаловалась:

‒ Фёдор Сергеевич, ну скажите своему сыну, чтобы он не делал глупостей ‒ на войну собрался.

‒ Передай ему трубку!

‒ Слушаю, пап!

‒ Ты что, сын, надумал. Тебе что мало примера со старшим братом ‒ он погиб ни за грош, и ты на этот путь становишься. Но с тем всё было понятно, в ВСУ его замели, подданный Украины. Когда-то он сам свой путь выбрал, оставшись в чужой стране, а ты чего же? С жиру бесишься? Старший сын своей гибелью мать в могилу вогнал, теперь ты за отца принялся.

‒ Пап, ну ты же знаешь мою ситуацию ‒ кредиты за меня никто не будет отдавать. А так схожу, годик отслужу ‒ и на свободе! Так что дело решённое. Уж извини, но не напоминай мне о брате-гадёныше.

Общением по телефону этот разговор не закончился. Хотя был вечер, но Земляков сходил в гараж, выгнал «Ниву» и отправился к отцу в село. Через полчаса был на месте.

‒ Извини, пап, но я без приглашения. Уж больно разговор наш зацепил. Вот ты отговариваешь меня, и правильно делаешь, был бы я на твоём месте, так же поступил, но пойми ‒ у меня не тот случай. Контракт с армией хочу заключить не из-за долгов ‒ это ерунда, год-второй и рассчитаюсь, а из-за невозможности смотреть спокойно на то, что в стране и мире происходит. Скоро уж три года будет, как воюем, а нацисты и не думают сдаваться, даже на Курскую область, а в её лице на всю Россию замахнулись! Это как? Или они на Европу да Америку по-прежнему надеются? Те уж шарахаются от них, а им всё мало и мало помощи. Вот и сынок твой старший когда-то пошёл по их пути. Какое он тебе письмо прислал в конце тринадцатого года, помнишь? Когда ты ему мёда не дал?

‒ Ой, сын, давно это было ‒ вспоминать не хочется.

‒ А я хорошо помню, как ты тогда удивился, когда тебе пришло письмо от незнакомого Олега Хавренко из Украины! И что оказалось? А то, что сын твой взял фамилию жены и своему сыну изменил её. Знать тогда не захотел видеть отца за то, что тот пожалел две фляги мёда: одну для себя, а вторую для своего начальника. Да незадача случилось с мёдом, уехал тогда несолоно хлебавши твой сынок и грозился потом никогда более не приезжать, письмо шкурное сочинил. Видимо, уже тогда знал, к чему дело идёт. Иначе бы так нагло не вёл себя с отцом. Это надо такое придумать… Ты помнишь, что он написал тогда?

‒ Помню. И письмо за киотом с фотографиями храню.

‒ Зачем хранишь-то… Можно я посмотрю…

‒ Посмотри.

Заглянул Сергей за киот и достал письмо:

‒ Вот оно, конверт уж пожелтел.

Он вынул письмо из конверта, нашёл нужные строки в нём, попросил:

‒ Вот слушай, если тебе так оно интересно: «Наступит время, когда мы пройдём победным маршем по Красной площади, докажем вам, москалям, кто вы есть на самом деле. Мы овладеем вашим ядерным оружием, вашими же руками нацелим ракеты на вас…» Пап, представляешь, какой бред оголтелого человека, променявшего родителей и страну за флягу мёда, ты хранишь, будто письмо от любимого человека. Я-то думал, что давно выбросил, а ты, наверное, нет-нет да почитываешь.

‒ Да забыл я его давно. Ты сам зачем-то вспомнил.

‒ Если сам вспомнил, то сам и уничтожу его!

‒ Не вздумай. Не тобой оно положено, не тобой и возьмётся. И давай более не будем заводить разговор на эту тему. А сын, каким он ни будь, всё одно моим сыном и остаётся, ‒ и отец заплакал. ‒ Несчастный он, поддался на провокацию и фактически стал изменником.

‒ Ладно, пап, это теперь в прошлом и ничего не исправишь. Забыли! ‒ не стал Сергей накручивать отца, подошёл