Такси за линию фронта - Станислав Кочетков

самой балке летом пересыхают, но в тени земля сырая, болотистая… Три дня всемером плели веревочные лестницы с деревянными ступеньками, пять дней их крепили, навешивали перила, чтоб можно было более комфортно пользоваться, продумывали страховку и, самое главное, способ при необходимости все это быстро поднять, спрятать, а потом так же быстро опустить. Взрослые люди, но такое что-то из детства проклюнулось, как будто опять в индейцев играли.

Но сделали. А потом наверху отрыть сам раскоп да в лесу корни, ветки, стволы — как это без взрослых детям самим одолеть? А потом пошли находки, и предметы, и строения, и захоронения, и сразу так много, что тоже оторваться и убежать «отрабатывать проплаченное» было выше всяческих сил.

Уже в середине июля чуть ли не пинками выгнал Львович нас из лагеря, идти искать «красновских партизан», деньги-то ведь получены и уже отчасти потрачены! Ну и настроение у нас было, как ты понимаешь, совсем не «чернушничать», не искать братскую могилу начала прошлого века, а вернуться в раскоп, продолжать «двигать науку» на материале раннего Средневековья.

Меня, конечно, тоже взяли с собой, мол, «ты эту точку нашел — вот и иди сам копай, если ошибся, то тебе первому и отдуваться». Идем и между собой препираемся:

— Да какие они партизаны, это ж Земля Войска Донского! Что это за партизаны, которые по своим же казачьим хуторам партизанят?

— Они партизанили против красных. Знаешь, какие зверства красные на донской земле вытворяли?

— Ага, но правильный вопрос «когда?». Что было сначала: белые партизаны по своим же тылам крысятничали-партизанили так, что все обиженные тут же делались красными? Или сначала красные пришли да часть казачьих земель заняли? Что-то я не помню, чтобы красные донские земли до второй половины — конца восемнадцатого захватывали!

— А я бы так не шумел, не вспомнив того, что здесь было! — Львович всегда старался оставить себе последнее слово. — Дело в том, что с семнадцатого года на этих землях было минимум три правительства, каждое из которых воевало против других! Это белоказаки, Каледин с Красновым, потом Донецко-Криворожская республика с Артемом и Сиверсом, и УНР, претендовавшая и на Кубань тоже! А с января восемнадцатого за УНР воевали германские войска, и даже Каледин с Красновым им сдались. Так что в реальности только ДКР воевала и с немцами, и с укронацистами, и с белоказаками…

— А как сами жители к этим трем правительствам относились? Чью власть выбирали?

— «Свадьбу в Малиновке» помнишь? Какая власть, такая и шапка на макушке!

— И это, по-вашему, казаки?

— А что ты хочешь, и среди казаков всякого-разного, в том числе и отребья, всегда хватало!

— Но-но! Вот только не надо разводить красную пропаганду про казачество! — Вовка Удав всегда был готов за идею да хоть голым коленом на пулеметы. — Полковник Чернецов был герой, и геройски погиб, зарубленный кровопийцей Подтёлковым!

— Ага, герой! Собрал под свои знамена мальчишек-гимназистов и повел их партизанить по своим же хуторам, не убеждая, а принуждая, карая и казня! Чем он не такой же бандит и кровопийца, как Подтёлков?

— А почему мальчишек? У него что, взрослых казаков не было?

— Да почти что и не было!

— А может, потому и не было, что взрослые за попытку кошмарить казачьи хутора тут же самого Подтёлкова и того, уконтропупили? Как оно после Первой мировой было?

— Да я, в принципе, про Чернецова…

— Да какая разница?

Так, препираясь на сугубо исторические темы, двигались мы по Казенной балке в сторону бывшего Кривого Урочища. А я смотрю и примечаю: вот здесь вот склон балки вроде как пониже будет, и перед склоном возвышение, как язык, и уклон ее не так велик, такое впечатление, что что-то или обрушили, или засыпали. А поверху уровень земли гораздо ниже, чем вокруг, и вся эта низменность густо кустарником да низким лесом заросла. А по моей карте через сто пятьдесят метров — Кривое Урочище. И сворачиваю наверх.

По лесу с кустами идти трудно, выхожу на подсолнечниковое поле сбоку, смотрю — а лес изгибается, как на старых картах Кривое Урочище. Так что — получается, засыпанный овраг чуть-чуть в землю просел да лесом зарос? Вот в таких догадках и движемся дальше. За подсолнечниковым полем кукурузное, потом пшеница, потом еще какие-то бобовые, потом…

А, здравия желаю, командир, доброй ночи! Как вы подъехали, я вас за двигателем и не услышал! Не за двигателем, говоришь, складно брешу? Что, стояли слушали? Ну-ну, вот мои документы, вот на машину, вот документы с таможни, как видишь, до комчаса ехали, а потом здесь встали, сам глянь, в салоне все спят.

А двигатель зачем заведенный? А печка? Осень же, ночами-то холодно! Откуда едем? Да с Новочеркасска же, с казачьего праздника. Сам чего не сплю — да вот, внучок до таможни спал, а после не спится, вот я и сказки рассказываю… Взрослый внучок? Ну, кому как, как по мне, двенадцать лет — еще дите дитем…

Что, всех будить, документы проверять будешь, или и так поверишь? А то люди в дороге все же устали.

Глебушка, кто это не спит? Зачем не спишь? Спать давай ложись, видишь, товарищ капитан ДПСных войск всех нас пожалел, будить не стал, вот и ты спи.

Эх, тащ капитан, я ж так старался-разливался, а ты внука разбудил.

Да я ж понимаю, комендантский час, до четырех утра с места не сдвинусь, вот те крест, тут уже немного осталось. Пока разбужу, пока по кустам сортир — тут же не минировано? — где-то в начале пятого и поедем. Бу-сделано, и вам счастливого пути!

Фух, пронесло.

Че ржете, как кобылы необъезженные? Самих вас бы так пронесло без бумажки! Что, все проснулись? А Егор, Глебушкин батька, все так же дрыхнет? Так что — поехали, помолясь?

Брешу складно? Чего продолжать, Вовка, ты ж сам тут был, своими глазами все видел!

Ну ладно, горизонт только сереет, через полчаса светать начнет, можно и постоять. А ты, Глебушка, слушай.

Когда добрались до начала языка лесного, тут как раз стройка была, шабашники работали. Да не, не укры и не азиаты, тогда еще молдаване, а начальниками у них кавказцы. А нас сразу поманила большая такая цистерна, куба на три, с надписью «Вода». Мы — туда, а к нам с вопросами:

— А кто вы?

— Да мы, собственно, археологи.

— Из института?

— Из университета.

— А, не соврал Заза, нам-то вас и надо, третий день ждем!

— Третий день? Да мы, собственно, братскую могилу ищем или захоронение…

— Ага, прямо