Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

«Что касается португальцев, то я их не боюсь, — продолжал владыка, — к тому же в укреплении, о котором я говорил, их слишком мало; таким образом, все благоприятствует успеху смелого начинания».

Нет необходимости сообщать вам, с каким воодушевлением ухватился я за это предложение; все мои надежды, казалось, разом ожили, ведь Леонора могла быть среди упомянутых владыкой белых женщин. Если мне удастся получить разрешение вступить в отряд или даже его возглавить, то, попав в португальское укрепление, я бы спас Леонору и увез ее в Европу, конечно, при условии, что мне посчастливится обнаружить любимую. Но коль скоро Леоноры в укреплении не будет, эта экспедиция откроет мне путь в европейские колонии, и, очутившись среди христиан, я легко отделаюсь от дикарей.

Но Бен-Маакоро был не глупее меня, и у него возникли вполне оправданные опасения, что я постараюсь скрыться. Весьма заинтересованный в моих услугах, он пошел бы на все, лишь бы я остался во дворце, — повторяю, он заплатил бы за это любую цену. Вот почему я не только не получил разрешения возглавить отряд, но мне категорически запретили вообще принимать участие в походе. Владыка поделился со мною своими намерениями только потому, что не хотел таить в себе столь приятные его сердцу мысли; кроме того, он предупредил меня, чтобы я был менее придирчив при выборе женщин: они доставят ему удовольствие уже одним цветом кожи.

После того как жалкая надежда, не успев появиться, меня оставила, мое положение показалось мне еще более ужасным. Теперь приходилось опасаться того, к чему ранее я так страстно стремился. Если Леонора окажется среди этих женщин, как я смогу похитить ее у владыки? К несчастью, мне самому придется отдать ему свою возлюбленную, и я даже не узнаю об этом. Какое-то время, признаюсь, мне казалось, что пламя любви предохранит меня от ошибки, но эта мысль родилась вследствие минутного упоения; подумав, я от нее отказался. С тех пор я утешал себя надеждой на то, что Леоноры среди пленных женщин не окажется. В итоге надежда переросла в убеждение и я уже считал нелепостью то, что еще недавно делало меня счастливым…

«Вероятно ли, — говорил я себе, — что Леонора, которая, по моим предположениям, находилась у западных берегов Африки, когда я отплывал от Марокко, обретается теперь близ восточных берегов материка? Для того чтобы туда попасть, ей пришлось бы пересечь Африку по суше, что совершенно неправдоподобно, или же обогнуть континент по морю, что казалось мне еще более трудным».

Короче говоря, я решительно изгнал из моей головы мысль о встрече с Леонорой. Если овладевшая нами надежда приносит одни огорчения, самое лучшее — вообще от нее избавиться.

После этого я настолько убедился в нелепости прежних опасений, что перестал и думать о белых женщинах, ожидавшихся в столице, точно так же как я до сих пор не заботился о доставляемых туда негритянках. Твердое решение бежать, едва лишь мне посчастливится подыскать к тому надежное средство, безраздельно занимало теперь мои мысли. Поскольку Леонора, судя по всему, никогда не попадет в государство Бутуа, я должен был употребить любые меры, дабы отыскать ее в другом месте.

Отряд между тем был сформирован. Тридцать воинов, тайно покинув столицу, без малейшего риска перешли через горы и затем выгнали португальцев из укрепления Тете, расположенного на северной границе с Мономотапой. В операции были захвачены в плен четыре белые женщины, которых благополучно и привели к владыке, причем лица этих женщин скрывались под покрывалами. Меня вызвали во дворец. Следуя обычаю, я расположился среди двух негров; их дубинки были готовы обрушиться на мою голову, скажи я лишнее слово или же попытайся уклониться от точного исполнения своих обязанностей.

Последняя формальность меня, впрочем, нисколько не страшила. Даже слабое подозрение, что моя дорогая Леонора находится среди упомянутых женщин, даже тысяча смертей не помешали бы мне спасти Леонору и бежать с ней хотя бы на край света. Однако мысль о том, что Леонора никак не может попасть в Бутуа, всецело овладела моим сознанием, и я изучал пленниц так же невнимательно, как и негритянок. Две женщины, как мне показалось, находились в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет, причем одна из них не отличалась особой красотой: кожа ее была очень темной, а женщины такого типа владыке понравиться не могли. Вторая выглядела соблазнительней, но успела потерять девственность. Третья привлекла к себе мое пристальное внимание, я подозревал, что она гораздо моложе первых. Кожа ее сверкала белизной, казалось, будто все части ее тела были созданы руками самих граций. Она долго сопротивлялась попыткам ее рассмотреть, когда же дело дошло до проверки девственности, пленница перешла к отчаянной защите. Способ, при помощи которого во время испытания прикрывались лица, только усиливал опасения женщин, ничего не знавших о принятых в Бутуа церемониях. Мы не могли видеть их лиц, но и они не были в состоянии ни рассмотреть тех, кто находился вместе с ними, ни понять того, что с ними собирались сделать, ведь под покрывалом им еще завязывали лентой глаза.

Чрезвычайное сопротивление третьей женщины доставило мне немало хлопот. Совестливость моя протестовала против насилия. Но я должен был представить подробный отчет, так что я посчитал себя вправе обратиться к монарху, чтобы узнать, как поступать в дальнейшем. Он послал ко мне двух женщин из своей охраны: им было приказано удерживать пленницу, чтобы она не могла уклониться от обязательного обследования. Когда ее схватили, я приступил к продолжению прерванного осмотра. Здесь я столкнулся с серьезной проблемой, поскольку не обладал в анатомии познаниями достаточными, чтобы однозначно ответить на вопрос, вызвавший у меня затруднение.

В своем донесении об этой девушке я ограничился тем, что отметил наличие всех необходимых качеств, благодаря которым она могла бы прийтись по вкусу ее господину, и если осмотр в целом не выявил полного соответствия, то ничто не мешает владыке предаваться прельстительному обману. Четвертая пленница оказалась старухой, и я ее забраковал, как и первую из осмотренных. Но монарх, тем не менее, забрал к себе всех четырех; видимо, став обладателем белых женщин, он настолько воодушевился, что решил не терять ни одну из них. Когда обследование завершилось, женщины отправились в гарем, а я покинул дворец.

Оставшись один, я задумался: сопротивление молодой особы, ее очарование, моя жестокость, когда я послал за