Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

Дело воспитания молодого поколения в Бутуа целиком доверяется жрецам; они воспитывают как мальчиков, так и девочек, правда, в раздельных школах. Никто другой в этот процесс не вмешивается. Главная и почти единственная добродетель, внушаемая девочкам, — полнейшая покорность, беспрекословное подчинение желаниям мужчины. Воспитанницам внушают, что они созданы только для того, чтобы находиться под властью сильного пола и, как учил Магомет, до конца дней своих терпеть страдания».

«Как учил Магомет? — переспросил я, прервав Сармиенто. — Мой друг, ты ошибаешься. Очевидно, твое несправедливое отношение к женщинам заставило тебя принять ложное, ничем не подкрепленное мнение. Магомет вовсе не проклинает женщин. Я удивлен, что, при всем блеске своей эрудиции, ты слабо ознакомился с Кораном. “Любой добронравный верующий, будь то мужчина или женщина, может попасть в рай”, — вот точные слова Пророка из шестидесятой суры Корана. И во многих других местах Корана Магомет определенно утверждает, что в раю можно будет встретить не только жен, любимых на земле, но и прекрасных девушек, а это доказывает, что Пророк никогда не собирался лишать вечного небесного блаженства земных женщин: вместе с гуриями они также попадут в рай. Прости мне это отступление в защиту обожаемого мною слабого пола, который ты презираешь. Продолжай же свой занимательный рассказ».

«Магомету вольно осуждать женщин на муки или отправлять в рай, — сказал португалец, — но для меня ясно одно: даже если бы я и поверил в эти басни, то стремился бы в рай отнюдь не из-за женщин. И пусть Люцифер сдерет с меня заживо кожу, если я огорчусь, исчезни женщины вообще с лица земли! Несчастен тот, кто в любовных утехах или в обществе не может обойтись без этих лживых, лицемерных и подлых созданий, всегда думающих о том, как бы солгать или нанести нам вред, неизменно перед нами пресмыкающихся, постоянно лукавящих, во всем подобных гадюке, что поднимается от земли лишь затем, чтобы извергнуть яд! Но не прерывай меня больше, брат, если хочешь услышать продолжение рассказа.

Что касается мальчиков, — продолжал мой наставник, — то их учат прежде всего подчиняться жрецам, а затем уже — королю и, наконец, — местным начальникам. Воспитанникам рекомендуют быть всегда готовыми пролить свою кровь за интересы названных лиц.

В Европе к числу опасностей, угрожающих школе, как правило, относят разврат, здесь же разврат узаконен. Супруг с презрением изгонит из своего дома невесту, если она окажется девственницей.[30] Девственность по закону принадлежит жрецам: они одни могут сорвать этот пустоцвет (а мы, исключительно по нашей глупости, так высоко ценим его). Из общего правила, впрочем, исключаются препровождаемые к монарху подданные, которых держат под надежной охраной во дворцах правителей областей и не пускают в школу. Жрецы никогда не осмеливались оспаривать это право у монарха, ведь ему принадлежит и светская и духовная власть. Цветы девственности срываются в отмеченные в местном календаре праздничные дни. Храмы тогда закрываются, входить туда дозволяется лишь жрецам. В округе в это время царит полнейшее безмолвие, любой, кто осмелится его нарушить, безжалостно предается смерти. Лишение невинности происходит у подножия идола. Главный жрец начинает первым, а его товарищи заканчивают дело. Девочки проходят обряд два раза, мальчики — один; церемония завершается жертвоприношением. В семью дети возвращаются по достижении тринадцати или четырнадцати лет, там у них осведомляются, прошли ли они через освящение. Если этого не произошло, мальчики навлекают на себя ужасное презрение, а девочки никогда не выходят замуж. В столице все обстоит точно так же, как и в провинциях, но с одним отличием: во время инициации монарх, если он того пожелает, имеет преимущественное право перед жрецами. Здесь, как и в иудейском царстве, жрецы могут силой забирать детей, коль скоро кто-нибудь начнет отказываться посылать их в школу».

«Какие гнусности, — вскричал я, — все эти мерзости меня крайне возмущают! Признаюсь, мне противно слышать, что педерастию превратили в акт религиозной инициации. До каких пределов разврата должен был дойти народ, сделавший своим обычаем ужаснейший порок, максимально разрушающий человеческий род, порок позорнейший, явно противоречащий законам природы!»

«Крепкие же ты сыплешь ругательства! — отвечал мне португалец, к несчастью слишком приверженный этому презренному извращению. — Послушай, друг, я, пожалуй, прерву мою речь на какое-то время, чтобы рассеять твои заблуждения, рискуя даже пожертвовать кое-какими своими принципами, лишь бы только неопровержимо доказать ложность твоих нравственных правил.

Не воображай, будто бы это прегрешение, которому в Европе приписывают огромное значение, в действительности столь важно, как то обычно думают. С какой бы точки зрения его ни рассматривать, опасным оно может быть признано только потому, что из-за него уменьшается численность населения. Но разве это настоящее зло? Здесь нам следует провести исследование. Что случится, если к данному пороку начнут относиться снисходительно? В таком государстве, как я полагаю, родится меньше детей. Но неужели же уменьшение численности населения следует считать великим злом и каким слабым должно быть правительство, чтобы этого опасаться? Разве государство испытывает потребность в большем числе подданных, нежели то, которое оно в состоянии прокормить? Когда нужное число будет достигнуто, все мужчины, в силу безусловной справедливости, должны сами решать, производить или же не производить на свет детей. Мне смешно слышать непрекращающиеся вопли в защиту роста народонаселения. Твои соотечественники в особенности, твои дорогие французы, не замечают того, что правительство относится к их делам с полнейшим равнодушием как раз из-за избыточной численности населения. Их побеги за границу, их смерть мало трогает ваше правительство, а бесчеловечные законы каждый день собирают обильные жертвы. А вот при меньшем количестве народа, подданные стали бы дороги государству — ныне оно ими пренебрегает, — и тогда свирепо разящий меч Фемиды уже не сносил бы головы счастливых граждан.

Впрочем, пускай эти дураки орут себе в удовольствие, пусть составляют отвратительные компиляции, наполненные амбициозными проектами увеличения народонаселения, между тем как избыток его и есть важнейшее зло в государстве. Ограничимся рассмотрением того, являются ли их цели благими. Осмелюсь утверждать обратное. Да, осмелюсь заявить, что в стране, где численность населения и роскошь невелики, равенство, к которому ты стремишься, поддерживается более полно и, следовательно; лучше обеспечивается счастье отдельного гражданина. Именно чрезмерный рост народонаселения и роскоши приводят к неравенству условий существования и ко всем бедам, отсюда вытекающим. Среди народа воздержанного и умеренного все люди суть братья, но они перестают знать друг друга, когда роскошь портит одних, а другие нищают из-за роста населения. По мере увеличения населения и роскоши незаметно укрепляются права сильнейшего; слабый попадает в рабство, устанавливается деспотизм, народ постепенно теряет силы