Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

европейских языков. Поскольку этот язык был мне совершенно незнаком, я обратился к переводчику на итальянском и тут же услышал ответ на прекрасном тосканском диалекте. Мы познакомились. Португалец по имени Сармиенто двадцать лет тому назад, как и я, попал в плен к дикарям. За эти годы он успел привыкнуть к жизни во дворце, так что и думать забыл о возвращении в Европу. Бен-Маакоро (так звали местного владыку) с помощью Сармиенто расспросил о моих злоключениях. Он, казалось, горячо ими заинтересовался, и я предпочел ничего не скрывать. Когда правителю сказали, что я претерпел множество опасностей ради женщины, он от души рассмеялся.

«В этом дворце, — сказал он, — две тысячи женщин, и я не пошевелю даже пальцем, чтобы спасти какую-нибудь из них. Вы, европейцы, — продолжал монарх, — попросту сумасшедшие, вы боготворите слабый пол, хотя женщина создана лишь для наших утех, но никак не для поклонения. Между прочим, вы наносите оскорбление вашим богам, вознося скромные создания природы на совершенно неподобающую высоту. Давать женщине хотя бы малую часть власти нелепо, а покоряться слабому полу опасно. Таким образом вы попираете законы природы, унижаете себя и в конце концов попадаете в рабство к женщине, над которой должны господствовать по воле естества».

Я предпочел отказаться от удовольствия опровергнуть приведенные им доводы, но все-таки спросил у португальца, откуда правитель почерпнул сведения о народах Европы.

«Он рассуждает на основании моих рассказов, — отвечал Сармиенто. — Из европейцев же ему довелось видеть лишь двоих — меня и теперь вас».

Тогда я попросил отпустить меня на свободу. Правитель приказал мне приблизиться и, как мясник, приценивающийся к туше, внимательно рассмотрел и тщательно ощупал мое обнаженное тело. Наконец он объявил Сармиенто, что меня нашли слишком тощим для того, чтобы быть съеденным, и слишком старым для любовных утех…

«Для его утех! Меня! — вскричал я. — Как! Разве во дворце недостаточно женщин?»

«Именно поэтому: здесь их слишком много. Он ими пресытился, — отвечал мне переводчик. — О француз! Разве тебе неведомы последствия пресыщенности? Она портит нравы, развращает вкусы, хотя на самом деле то, что воспринимается как извращение, лишь приближает нас к природе. Попавшее в землю зерно прорастает, так что в итоге получаются новые зерна, и все это происходит исключительно благодаря тлению, следовательно, тление нужно считать первейшим законом воспроизводства. Побудь здесь некоторое время, ознакомься основательней с нравами этого племени, и, возможно, ты станешь смотреть на вещи более философски».

«Друг мой, — возразил я португальцу, — все мною увиденное вместе с твоими сведениями не вселяют в меня горячего желания оставаться в Бутуа. По-моему, лучше вернуться в Европу, где не едят человеческого мяса, девушек не приносят в жертву, а мальчиков не используют для любовных утех».

«Попробую замолвить за тебя словечко, — отвечал мне португалец, — хотя и сильно сомневаюсь в успехе такой просьбы».

Он действительно поговорил с королем и получил отрицательный ответ. Однако же от уз меня все-таки освободили. Монарх заявил, что, поскольку человек, переводивший его приказы, постарел, я в будущем займу его место, а сейчас с помощью этого португальца мне не составит особого труда выучить язык Бутуа. Португалец обязан объяснить мне, в чем будет заключаться моя придворная служба, и успешное исполнение ее даст мне право на жизнь. Я учтиво поклонился, и мы расстались.

Сармиенто рассказал мне об обязанностях, которые мне предстоит выполнять. Но прежде всего он разъяснил мне различные необходимые сведения, чтобы я получил представление о той стране, где мне довелось очутиться. По словам Сармиенто, королевство Бутуа значительно обширнее, нежели может показаться на первый взгляд. На юге оно простирается вплоть до границы с землями готтентотов. Соседство это ранее вселило в меня обманчивую надежду однажды добраться до голландских владений, где мне очень хотелось оказаться.

«На севере, — рассказывал мне Сармиенто, — государство Бутуа простирается до королевства Моноэмуги, на востоке граничит с горным хребтом Лутапа и, наконец, на западе — с землями жагов. В общем, по территории оно не уступает Португалии. Каждая область королевства, — продолжал мой наставник, — ежемесячно выплачивает монарху натуральную дань, а проще говоря, поставляет ко дворцу женщин. Ты должен надзирать за этим видом налогообложения — осматривать их (впрочем, только тело, ведь лицо от тебя скроют под покрывалом). Красивых ты примешь во дворец, остальных выбракуешь. Дань обычно достигает пяти тысяч женщин в год; из их числа мы обязаны обеспечить двухтысячное пополнение для дворца — это и есть твоя служба. Если ты неравнодушен к слабому полу, то, разумеется, настрадаешься, ибо тебе не придется видеть их лиц и, к тому же, ты уступишь женщин владыке так и не успев воспользоваться их любовью.

Впрочем, согласие на службу зависит от тебя одного, ведь ты слышал приказ владыки: у тебя есть выбор — служба или смерть. С другими он поступает не так милостиво».

«Но почему, — задал я вопрос португальцу, — для такой службы он решил выбрать себе европейца? Как мне кажется, его соплеменник должен лучше разбираться в красотках, способных понравиться владыке».

«Ни в коей мере. Он считает, что в этих предметах мы куда более сведущи, чем его подданные. Когда я прибыл сюда, мне пришлось поделиться с ним кое-какими соображениями, так что он смог убедиться в изысканности моего вкуса и независимости суждений. Именно тогда он и определил меня к должности, о которой я тебе только что рассказал. С обязанностями я справлялся неплохо, но теперь я постарел и он стал подыскивать мне замену. И вот перед ним появился европеец, в котором владыка предполагает аналогичные таланты. На нем выбор и остановился, что может быть проще?»

Ответ мой напрашивался сам собой: чтобы осуществить задуманное бегство, следовало прежде всего вызвать к себе доверие. Мне дают возможность его заслужить — так стоит ли сомневаться? Леонора, как мне тогда думалось, находилась где-то у берегов Африки, я ведь и плыл за нею от Марокко. Имея это в виду, почему не предположить, что случай приведет ее в Бутуа? Под покрывалом, без покрывала — разве я ее не узнаю? Неужели при проверке любовь не подскажет верное решение?..

«Но, по крайней мере, я смею надеяться на то, — сказал я португальцу, — что лакомые кусочки, которыми, как мне кажется, любит ублажать себя король, выходят за пределы моих обязанностей. Если речь пойдет о мальчиках, я тут же оставлю службу».

«Можешь не опасаться, — отвечал Сармиенто, — в этом он вообще никому не доверяет, такую дичь он отлавливает для себя сам. Менее многочисленная дань отправляется прямо во дворец, и владыка лично занимается отбором».

Разговаривая друг с