Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

прошли мимо отца, так ничего и не заметившего, хотя он внимательно вглядывался нам в лица. Опасность, которую нам едва удалось избежать, несколько охладила желание Леоноры повсюду останавливаться на ночлег, а так как мы намеревались в дальнейшем отправиться в Италию, то до Лиона мы доехали без остановок.

Господь мне свидетель, но до той поры я уважал добродетель девушки, которую хотел взять себе в жены. Позволив себе в порыве страсти сорвать запретный плод, думалось мне тогда, я обесценю радости, ожидаемые от брака. Наша взаимная щепетильность была поколеблена неким затруднением, впрочем само собой разумеющимся: те, кого мы, умоляя о помощи, просили предотвратить святотатство, отличались такой непроходимой тупостью, что именно из-за них мы окунулись в бездну порока.[13] А вы, служители Господа! Разве не ясно, что в тысяче случаев предпочтительнее закрыть глаза на малое зло, лишь бы предотвратить зло великое? Неужели ваше ничтожное благословение, дать которое, кстати говоря, вам не составляет особого труда, кажется вам важнее, нежели все опасности, возникающие в случае отказа?

Поначалу мы обратились к главному викарию архиепископа — нам грубо отказали, затем мы трижды испытали такую же участь при общении с городскими священниками. В справедливом негодовании на эти гнусные строгости мы с Леонорой решили скрепить нашу клятву перед одним Господом Богом: близ алтаря его мы свяжем себя брачными узами, и притом более крепкими, нежели то под силу всему католическому духовенству с его брачными формальностями. Предвечный смотрит на чистоту души, на намерения, и если приношение безгрешно, то посредник становится излишним.

И вот мы с Леонорой вошли в двери кафедрального собора. Там, когда совершалась месса, я взял мою возлюбленную за руку и поклялся никогда не оставлять ее одну. Леонора ответила тем же. Мы обрекли себя небесному мщению, если бы кому-нибудь из нас вздумалось нарушить данную клятву. Мы пообещали друг другу подтвердить наш брак официально, как только представится такая возможность. В тот же день я стал мужем самой очаровательной в мире женщины.

Но Господь, к коему мы с таким жаром обращались в молитвах, явно не желал продлить счастье влюбленных. Вскоре вы узнаете, какое ужасное несчастье ему было угодно обрушить на наши головы.

До Венеции мы добрались без каких бы то ни было приключений. Мне почему-то хотелось остановиться в этом городе: молодежь часто соблазняется блеском слов «свобода» и «республика». Впрочем, мы быстро убедились в том, что если какой-нибудь город и вправе претендовать на такого рода титулы, то это, разумеется, не Венеция. Не существует другого государства, где бы так угнетали народ, где бы царила столь жестокая тирания вельмож.

Дом, где мы остановились по приезде в Венецию, стоял на широком канале. Хозяин дома — некий Антонио — содержал также близ моста Риальто вполне пристойную гостиницу «Французский герб». В течение трех месяцев мы только и делали, что наслаждались красотами этого плавающего на волнах города и думали лишь о наслаждениях. Увы! Время страданий приближалось — а мы этого даже и не подозревали! Тучи уже начали собираться над нашими головами — а мы думали, что идем по пути, усеянному розами.

Вокруг Венеции разбросано множество красивейших островов. Жители этого города на воде, изредка покидая свои наполненные миазмами лагуны, едут на эти острова подышать чуть более здоровым воздухом. Подражая венецианцам, мы тоже выезжали на острова. Остров Маламоко показался нам самым привлекательным и прохладным из тех, с которыми нам уже пришлось познакомиться, так что мы вскоре привязались к этому месту. В течение недели мы с Леонорой успевали отобедать на Маламоко три или даже четыре раза. Дом, где мы любили останавливаться, принадлежал некоей вдове, чья скромность вызывала всеобщее одобрение. Уплатив небольшую сумму, мы получали от хозяйки приличный обед и, сверх того, могли целый день гулять сколько хотели в принадлежавшем ей саду. Утомившись ходьбой и красотами сада, мы укрывались в тени роскошного фигового дерева. Леонора любила лакомиться его плодами, причем особое удовольствие она находила в том, чтобы, постепенно исследуя висящие на ветвях винные ягоды, отбирать себе те из них, что казались ей самыми спелыми.

И вот однажды… О роковой день моей жизни! Как обычно, я наблюдал за тем, как Леонора с величайшим воодушевлением предавалась любимому занятию, столь уместному в ее невинном возрасте. В нескольких милях от сада располагалось некое весьма известное аббатство, где с величайшим тщанием хранились знаменитые полотна Тициана и Паоло Веронезе. Мне не терпелось взглянуть на эти картины, и я попросил Леонору разрешить мне оставить ее на какое-то время одну. Леонора, вздрогнув словно от внезапного толчка, пристально на меня посмотрела.

«Хорошо же! — сказала она. — Став моим мужем, ты хочешь вкушать удовольствия еще и где-то вдали от жены. Куда тебе идти, мой друг, разве какая-нибудь картина сравнится с находящимся в твоей власти живым оригиналом?»

«Разумеется, не сравнится, — отвечал я. — И ты прекрасно это знаешь. Но живопись, полагаю, тебя мало интересует, к тому же я думаю обернуться за час. А эти щедрые дары природы, — добавил я, показывая рукой на смоквы, — выглядят соблазнительнее, нежели тонкости искусства, которые я буду жадно созерцать всего лишь какие-то минуты».

«Иди же, мой друг, — отвечала моя обворожительная жена, — я, пожалуй, могу пробыть час и без тебя. — Затем, приблизившись к любимому дереву, она продолжала: — Иди наслаждайся своими картинами, а я пока буду лакомиться».

Мы поцеловались; по лицу Леоноры текли слезы. Я хотел было остаться, но Леонора воспротивилась моему желанию, сказав, что не сумела преодолеть краткого мгновения малодушия. Она требовала, чтобы я насытил свое любопытство, и даже проводила меня до самой гондолы. И вот Леонора стоит на берегу, смотрит, как я спускаюсь туда; когда при первом всплеске весла гондола приходит в движение, до меня доносится ее плач и наконец она исчезает из виду, скрытая садовыми деревьями. Если бы кто успел меня предупредить, ведь это был тогда миг нашей разлуки! Да, наслаждения любви прекратились, и мы были низвергнуты в пучину бедствий.

— Но как же так, — вступила в беседу госпожа де Бламон, — ведь вы все-таки вместе, разве вы не встретились вновь?

— Да, сударыня, мы встретились три недели тому назад, — ответил Сенвиль. — А покинули мы пределы нашей родины за три года до этого.

— Продолжайте, продолжайте, сударь, ваши невероятные приключения обещают нам целых две чрезвычайно занимательные истории двух рассказчиков.

— Поездка моя длилась недолго, — со вздохом продолжал Сенвиль. — Слезы Леоноры меня расстроили, и я не получил ни малейшего удовольствия от осмотра картин. Погруженный в мысли о