Алина и Валькур, или Философский роман. Книга вторая - Маркиз де Сад

class="p1">«Пусть она идет с миром, — сказал Бригандос, — скажи ей последнее прости, приятель, — и вперед, вон по той дороге, которая ведет в Севилью; а ты, дитя мое, забудь этого молодого человека, — повернулся атаман к девочке, — где-то там должна находиться хижина твоего отца, так что возвращайся к старику поскорее».

Обнявшись на прощание, молодые люди разошлись в разные стороны, мы же не двигались с места до тех пор, пока не убедились в том, что молодые люди расстались друг с другом навсегда.

«Друг правосудия, — спросила я нашего предводителя, когда мы тронулись в путь, — позвольте задать вам один вопрос. Как бы завершился процесс, если бы эта девочка, оказавшись гораздо добродетельнее, отказалась принять от вас деньги?»

«Юноша пошел на преступление, повинуясь велениям плоти, бороться с которыми — пустая затея, — отвечал мне Бригандос, — половая страсть должна быть удовлетворена немедленно, ведь она, не зная деликатности, с огромной силой подчиняет себе человека, так что предмет любви становится ему в принципе безразличен. Короче говоря, я отдал бы юноше на пару часов какую-нибудь цыганку из моего табора. Любовную страсть, как вы теперь видите, легко можно удовлетворить и в городе и в деревне. Чего ради тащить голодного к виселице или вздергивать на дыбе? Не лучше ли просто его накормить? Когда я вершу суд, все уходят от меня довольными, несмотря на различные вариации приговора: девушка, сохранив девственность в неприкосновенности, освобождается от веревок, получает помощь и под надежной охраной отводится домой к отцу, который так же остается в выигрыше от происшедшего. Отбросьте прочь суровые правила, презирайте букву закона, почитайте достоинство человека и величие природы, и тогда вам удастся благополучно завершить даже самые запутанные тяжбы; но если вы рядитесь в тогу законников, цитируете Кюжаса и Бартоло, повинуетесь предрассудкам, мщению и личной выгоде, твердите словно круглые идиоты: “Приговор выносит не судья, а закон”, что ж, тогда все будут вас ненавидеть, ведь своими нелепыми решениями вы заставите содрогаться от ужаса перед законами и судьями любого порядочного человека».

Сенвиль даже в моем присутствии часто обсуждал со своими приятелями различные преступления против нравственности, похожие на то, свидетельницей которого мне только что довелось оказаться.

Я знала, что закоренелые развратники, ослепленные страстью, подыскивают для себя удобных жертв, а не счастливых любовниц. Французские судьи, люди бестолковые и бесстыдные, охотно рассматривают дела, связанные с подобными преступлениями. Я задала вопрос нашему Ликургу, как оценивает он исключительную суровость французской юстиции».

«Отрицательно, — не задумавшись, отвечал Бригандос, — искоренить этот вид распутства можно и без помощи свирепых законов; у одних людей насилие вызывает отвращение, другие мучаются потом угрызениями совести, так что задача перед нами стоит совсем нетрудная; главное, стараться избежать скандальной огласки дел такого рода, предоставьте насильникам и тем, кто им уступает, наказывать друг друга; таким образом репутация магистратов не потерпит ущерба, невинность будет пребывать в неведении, а ироничная усмешка сойдет с уст порока; в особенности перестаньте оказывать помощь жертвам общественной невоздержанности: судейские потакают проституткам только потому, что взамен наслаждаются бесплатными милостями этих несчастных созданий. Падшие женщины сами отказались от своих прав, вот почему защита их интересов представляется мне непростительной непоследовательностью. Поступая подобным образом, судейские навязывают добропорядочным гражданам мерзких гадин, от которых все желают избавиться, открывают двери перед всевозможными пороками, поощряют растление нравов, косвенно совращают скромных малолетних девиц, которые постыдились бы заниматься столь презренным ремеслом, не пользуйся оно покровительством властей. И в самом деле, почему бы дочери ремесленника или мещанина, прекрасно знающей о том, что в суде ей обеспечена надежная защита, и не заняться проституцией? Работенка приятная и легкая, а перед законами, попираемыми этими развратницами, пусть дрожат честные гражданки. Пусть лицемерные судьи поймут раз и навсегда — если, конечно, нарумяненные щечки продажных сирен не отвлекут взоры распущенных магистратов от сияния факела справедливости, — повторяю — пусть они уразумеют себе, что защищать проституток — занятие опаснейшее.[35]

Девушка, уступившая домогательствам пресыщенного развратника, должна получить справедливое и действенное наказание за свою презренную снисходительность и, если в стране царят добрые нравы, обязана исполнить любое желание заплатившего ей распутника. Много ли девиц согласятся отдаваться мужчинам на таких условиях? Значит, судейские могут спать спокойно, не обращая внимание на подобные гнусности, ведь шлюха уже сама себя наказала, так что ей долгое время придется жить со следами грязной проституции, оставленными на ее теле разъяренным развратником. Поскольку же желающих получать побои найдется мало, распутник вынужден будет вести себя более сдержанно и постепенно превратится в порядочного человека. Однако убеждать прихлебателей Фемиды отказаться от этой порочной практики — безнадежное дело, разве могут они удержаться от удовольствия покопаться в судебном дерьме, разве не приятны им маленькие подарочки презренных шлюх, обращающихся к этим болванам не иначе как "милостивый государь"? Скорее вы убедите обжору соблюдать диету, а скупца — вести роскошную жизнь».[36]

Впереди показались окрестности Толедо. Забыв на время о философии, мы молча любовались горами, среди которых расположился этот прекрасный город; вдали показались развалины Мавританского акведука и высокая башня замка, где Филипп IV так долго держал в заключении герцога Лотарингского. Бригандос неожиданно приказал цыганам остановиться. Он сказал, что, перед тем как войти в город, где нам предстоит переночевать, хотел бы дать нам некоторые наставления.

«Прямо перед нами лежат руины заколдованного замка, — начал Бригандос, показав рукой на какие-то развалины, видневшиеся между двумя крутыми скалами к востоку от Толедо в полульё от города, — скоро мы до них доберемся и там все хорошенько обдумаем. В городе, панорама которого открывается перед вами, мы заработаем неплохие деньги, однако и врагов там встретится предостаточно; постараемся сделать так, чтобы по возможности и овца паслась, и волк бы ее не съел: для таких людей, как мы, поклонники Господа страшнее демонов. Милости просим, друзья мои, мы прекрасно переночуем среди развалин, и, пока женщины будут готовить нам ужин, я расскажу вам историю, связанную с заколдованным замком. Рассказ этот займет достойное место в любом романе».

Слушатели расселись вокруг нашего предводителя, как они имели обыкновение делать, когда Бригандос предлагал им познакомиться с очередной занимательной историей, и он поведал нам примерно следующее.

«Друзья мои, я собираюсь рассказать вам тем более удивительную историю, что произошла она в стародавние времена, еще до вторжения мавров в Испанию; король Родриго, полагая найти здесь сокровища, приказал срыть стены этого замка, но одна из башен растаяла в воздухе, едва лишь Родриго приступил к своему дерзкому начинанию; вы требуете от меня подробностей? Сейчас вы все узнаете, слушайте же меня