Леди Ладлоу - Элизабет Гаскелл

образом, не забудем сходить за маслом и помолимся о спасении наших душ, ибо одно никак не мешает другому, ведь так учит нас Господь». Но Салли вновь завела песню про Марию и Марфу, и я не сомневаюсь, что мистер Грей научит ее думать обо мне как о заблудшей овце.

Мне настолько часто доводилось слышать отзывы о мистере Грее как об источнике всевозможных неприятностей и распространителе новых вероучений, проповедующем странный образ жизни (а вы можете быть уверены, что если леди Ладлоу высказывала какое-то мнение, то миссис Медликот и Адамс тотчас его подхватывали, ибо она имела на них огромное влияние, хоть на каждую и по-своему), что в итоге стала воспринимать его как некое орудие зла и ожидала разглядеть на его лице признаки самоуверенности, высокомерия и дерзости.

Я не видела его уже несколько недель, и потому, когда он неожиданно объявился в голубой гостиной, куда меня переместили, чтобы немного сменить мне обстановку, с удивлением обнаружила, что этого невинного и робкого молодого человека несказанно смутил тот факт, что мы на некоторое время остались наедине. Он очень похудел, взгляд его стал напряженным, а выражение лица обеспокоенным, к тому же он почему-то то краснел, то бледнел. Я попыталась завести с ним разговор, поскольку, к собственному удивлению, чувствовала себя более раскованно, нежели он, но, судя по всему, его мысли были заняты чем-то другим, и отвечал он неохотно и односложно.

Вскоре пришла миледи. Мистер Грей вздрогнул, покраснел еще гуще и сразу перешел к делу.

– Миледи, совесть не позволяет мне далее наблюдать, как деревенские дети растут точно язычники, и я непременно должен что-то предпринять, дабы это изменить. Я прекрасно осознаю, что ваша светлость не одобряет большинство моих планов, но не могу сидеть сложа руки, потому и пришел к вашей светлости, чтобы уважительно, но вместе с тем решительно спросить, что вы мне посоветуете.

Глаза священника наполнились слезами, и все же мне подумалось, что если он хотел, чтобы ее светлость немного смягчилась, не стоило напоминать о том, какое мнение она высказывала прежде. Но мистер Грей это сделал, а миледи, хоть я и не назвала бы ее упрямой, редко отказывалась от своих слов.

Прежде чем дать ответ, она некоторое время молчала, потом хоть и мягко, но холодно сказала:

– Вы просите меня посоветовать лекарство от зла, о существовании которого я даже не подозревала. Когда в нашей деревне был священником мистер Маунтфорд, я никогда не слышала подобных жалоб, и каждый раз, когда я вижу деревенских детей – а они приходят в мой дом довольно часто по разным причинам, – они ведут себя очень воспитанно и благопристойно.

– Вы не можете судить об их воспитании, мадам, – возразил мистер Грей. – Их приучили уважать вас и словом, и делом. Вы для них наивысший авторитет, и они даже не представляют, что кто-то может стоять выше вас.

– Нет, мистер Грей, – с улыбкой возразила ее светлость, – эти дети так же уважительны, как и любые другие. Они ежегодно приходят в мой дом четвертого июля, с удовольствием угощаются и, как может засвидетельствовать Маргарет Доусон, с большим интересом и уважением рассматривают портреты членов королевской семьи, которые я им показываю.

– Но, миледи, я говорю о чем-то более высоком, нежели мирские достоинства.

Миледи покраснела, осознав собственную ошибку, ибо была очень набожна, а когда заговорила снова, мне показалось, что голос ее звучал чуть резче, чем прежде.

– Недостаток почтительности – вина священника, уж простите мне мою прямоту, мистер Грей.

– Я всегда ценил и ценю откровенность, миледи, поскольку и сам не привык к тем церемониям и формальностям, которые, должно быть, являются нормой этикета среди представителей вашего сословия и ограждают вас от моего влияния. До сих пор в моем окружении было принято прямо высказывать все, что на душе, а потому я не стану требовать от вас извинений за откровенность, а вместо этого соглашусь с вашим утверждением, что именно священник виноват, если дети его прихода сквернословят и ругаются, если грубы, не слыхали о спасительной благодати, а некоторые даже не знают имени Бога. Поскольку я являюсь священником этого прихода, вина лежит на моей душе тяжким грузом, и с каждым днем положение лишь усугубляется. Я пребываю в совершенной растерянности и не знаю, как нести добро детям, которые бегут от меня словно от чудовища и, повзрослев, будут способны на любое преступление, хотя даже для этого требуются ум и смекалка. Ваша светлость видит лишь то, что лежит на поверхности, и вряд ли знает, каково истинное положение дел в нашей деревне. Но, считая вас поистине всемогущей хозяйкой – если, конечно, такое определение применимо к материальной власти, коей вы, безусловно, обладаете, – я пришел просить у вас совета и помощи.

Во время своей речи мистер Грей несколько раз вставал и садился, очень волновался и заметно нервничал, а потом его и вовсе одолел жестокий приступ кашля, а тело начала бить дрожь. Миледи, глубоко расстроенная, позвонила в колокольчик и приказала принести стакан воды, потом заметила:

– Мистер Грей, вы нездоровы, и потому невинные детские проступки представляются вам вселенским злом. Когда нам плохо, любая провинность кажется катастрофой. Я слышала, вы стараетесь вникнуть во все происходящее вокруг, изводите себя непосильной ношей, а потому все мы представляемся вам едва ли не исчадиями ада.

С этими словами миледи тепло и ласково улыбнулась мистеру Грею, который краснел и ловил ртом воздух в попытке отдышаться. Я ничуть не сомневалась, что теперь, когда они оказались лицом к лицу, ее светлость совершенно позабыла все свои обиды, вызванные его деяниями, о которых ей говорили жители деревни. Да и чье сердце не смягчилось бы при виде этого юного, почти мальчишеского лица, исполненного тревоги и страданий!

– Но что же мне делать, миледи? – воскликнул мистер Грей, когда ему удалось восстановить дыхание. При этом в его голосе слышалось такое отчаяние, что каждому, кто это видел, больше не пришло бы в голову считать его самоуверенным. – Зло этого мира сильнее меня, и все мои усилия тщетны, ибо не далее как сегодня… – Охваченный волнением, он опять закашлялся.

– Мой дорогой мистер Грей, – мягко сказала миледи, употребив совершенно чуждое ей слово «дорогой», – примите совет хорошо пожившей дамы. В данный момент, пока не позаботитесь о своем здоровье, вы сделать ничего не можете. Отдохните, посоветуйтесь с доктором – я позабочусь, чтобы он вас навестил, – а когда восстановите силы, вам станет понятно, что зла вокруг гораздо меньше, чем вам представляется.

– Но, миледи, я не могу