Леди Ладлоу - Элизабет Гаскелл

очень плохо говорил по-английски. Да и где ему было практиковаться после отъезда Уриана?

Глава 5

В спешке почти не осознавая, что делаю, я попросила экономку собрать мне с собой все лакомства, какие только были в доме, чтобы угостить больную, которую я надеялась перевезти к себе в дом. Когда карета была готова, я усадила в нее добрую женщину, доставившую мне записку, чтобы та указала кучеру дорогу, ведь маркиза с сыном остановилась в бедной части города, за Лестер-сквер, о которой они узнали, как впоследствии рассказал мне Клеман, от одного из рыбаков, переправившего мадам и ее сына из Голландии в Англию под видом фрисландских крестьян. Им удалось привезти с собой несколько украшений немалой цены, однако к моменту встречи со мной они потратили всю имевшуюся у них наличность, а Клеман боялся оставить мать одну даже ради того, чтобы узнать, как повыгоднее сбыть драгоценности. Измученная душевными переживаниями и изможденная после долгого путешествия, по прибытии в Лондон мадам слегла с нервной горячкой. Ее неотступно преследовала мысль, что Клемана непременно отправят за решетку, и если он оказывался вне пределов видимости хотя бы на минуту, то она принималась плакать, точно малое дитя, и успокоить ее не представлялось никакой возможности. Хозяйка их жилья оказалась славной, доброй женщиной, которая хоть и не понимала, что с ними случилось, искренне им сочувствовала, в особенности матери, которая разболелась в чужих краях.

Я послала женщину вперед, чтобы та испросила для меня позволения войти, и уже через мгновение увидела Клемана – высокого элегантного молодого человека, как-то странно одетого. Он стоял на пороге, явно желая подойти ко мне и в то же время пытаясь успокоить охваченную ужасом мать. Я подошла к нему и уже хотела взять его за руку, но он наклонился и поцеловал мою. «Мне можно войти, мадам?» – спросила я, взглянув на несчастную больную, лежавшую на неряшливого вида кровати. Ее голова покоилась на подушках с не первой свежести наволочками, и она со страхом взирала на происходившее, а когда молодой человек подошел к кровати, повернулась на бок, схватила его руку и принялась ее гладить, не сводя взгляда с лица. Глядя на это, я едва сдерживала слезы.

Клеман спокойно стоял рядом и лишь время от времени что-то вполголоса говорил матери. Наконец я смогла войти в комнату, чтобы поговорить с ним и не напугать при этом несчастную женщину. Первым делом я спросила адрес доктора, поскольку знала, что они приглашали кого-то для консультации по рекомендации хозяйки дома, но поскольку с трудом понимала ломаный английский Клемана, неправильно произносившего даже наши имена, была вынуждена обратиться к доброй соотечественнице.

Мне почти не удалось поговорить с Клеманом, ибо все его внимание поглощала мать, которая, казалось, совершенно не замечала моего присутствия. Попросив Клемана не беспокоиться, я сказала, что даже если буду отсутствовать слишком долго, все равно непременно сегодня вернусь. После этого я отдала хозяйке все, что собрала мне с собой экономка, и, оставив в распоряжении мадам де Креки одного из своих людей, немного понимавшего по-французски, отправилась к доктору. Мне нужно было узнать, можно ли перевезти мадам в мой дом и каким образом это лучше осуществить, ибо собственными глазами видела, что любое движение в комнате, любой посторонний звук, за исключением голоса Клемана, вызывали у бедной женщины приступ паники.

Доктор показался мне знающим, хотя и обладал довольно резкими манерами, свойственными тем, кто привык иметь дело с представителями низших сословий. Я рассказала ему историю мадам и сообщила о своей заинтересованности ее судьбой и желании перевезти к себе в дом, но доктор был убежден, что это невозможно: любая перемена попросту ее убьет.

Мои доводы не возымели никакого действия, и я решилась на последний шаг.

«Подождите! – воскликнула я. – Вы должны мне помочь, и я охотно заплачу вам пятьдесят фунтов. В противном случае помощь мне окажет кто-нибудь другой».

Доктор посмотрел на меня, потом искоса взглянул на карету, немного помешкал и наконец произнес: «Очевидно, вы не стеснены в средствах, богатая знатная леди. Таких, как вы, не остановят пустяки вроде жизни и смерти больной женщины, раз уж вы вознамерились добиться своего. Что ж, полагаю, мне придется вам помочь, дабы за это не взялся кто-то другой».

Я не стала с ним спорить, ибо очень нуждалась в его помощи. Вспомнив, каким беспробудным сном спал Кристофер Слай в пьесе Шекспира «Укрощение строптивой», я решила, что и мадам де Креки не помешает усыпить, о чем и сказала доктору. Таким образом, под покровом ночи, когда на улицах нет ни души, ее следовало перенести на носилках с Лестер-сквер в подготовленные для нее комнаты в моем доме. Мой план был принят и приведен в исполнение. О нем я известила Клемана запиской. Мы расхаживали вокруг дома в ожидании, в то время как привратник стоял наготове у распахнутой двери. Наконец в темноте ночи я увидела мерцание фонарей в руках мужчин, шагавших впереди небольшой процессии. Издалека носилки напоминали погребальные дроги, с одной стороны которых шагал доктор, а с другой – Клеман. Оба шли очень быстро и почти бесшумно. Я не решилась переодеть мадам де Креки, чтобы лишний раз не тревожить, поэтому ее так и уложили в кровать в ночной сорочке и накрыли теплым одеялом, оставив в благоухавшей ароматами полутемной комнате под присмотром доктора и сиделки. Я же отвела Клемана в соседнюю с ней гардеробную, где для него была приготовлена постель. Он не хотел оставлять мать, и потому я распорядилась подать ему ужин в комнату. Молодой человек пытался всячески выразить мне свою благодарность, но поскольку мы оба не решались заговорить, опустился на колени у моих ног и поцеловал мне руку, оросив ее слезами. Молодой человек воздевал руки к небу и истово молился – это было видно по его губам. Я не стала мешать этому немому проявлению чувств, если можно так выразиться, и удалилась в собственные покои, чтобы рассказать его светлости о событиях этого вечера.

Конечно, милорд одобрил мое решение, но мы долго не могли уснуть, гадая, как мадам де Креки перенесет свое пробуждение. Я попросила доктора, поскольку к нему она уже привыкла, остаться с ней до утра. К тому же ему помогала опытная сиделка, да и Клеман находился в соседней комнате и мог явиться к матери по первому зову. С огромным облегчением я узнала поутру – об этом сообщила служанка, когда принесла мне горячий шоколад, – что мадам,