Леди Ладлоу - Элизабет Гаскелл

сказала леди Ладлоу с едва заметным раздражением, поскольку поступок управляющего выглядел в ее глазах совершенным нарушением всякого этикета. Да как ему в голову пришло отправлять ей послание с таким посыльным!

– Нет, миледи! Я спросил, есть ли у него письмо или записка для вас, но он твердил свое: ему непременно нужно увидеть вашу светлость.

– В таком случае вам следовало бы привести его сюда без лишних разговоров!

Словно в насмешку над скромным посетителем, слуга широким жестом распахнул обе створки двери, и взору ее светлости предстал худощавый жилистый парнишка с густой копной волос, топорщившихся в разные стороны как наэлектризованные, смуглым лицом, покрасневшим от страха и возбуждения, широким ртом и блестящими, глубоко посаженными глазами. Он быстро и зорко оглядел помещение, как будто хотел запомнить все, что видел. Вероятно, он был знаком с некоторыми правилами этикета и потому не заговаривал первым, а может, попросту перепугался.

– Что вам от меня нужно, молодой человек? – спросила миледи так мягко и приветливо, что мальчик оторопел.

Тогда, чуть повысив голос, она проговорила:

– Вас прислал мистер Хорнер. Зачем вы хотели меня видеть?

– С вашего позволения миледи, мистеру Хорнеру пришлось сегодня утром внезапно уехать в Уорик.

Мальчик так волновался, что его лицо начало подергиваться.

– И?..

– И он уехал.

– И что же?

– Он оставил записку для вашей светлости, ваша светлость.

– Это все? Вы могли бы передать ее с лакеем.

– Прошу прощения, ваша светлость, но я ее потерял.

Мальчик, казалось, пребывал в таком отчаянии, что едва не расплакался.

– Весьма неосторожно с вашей стороны, – мягко заметила ее светлость, – но я уверена, вы очень об этом сожалеете. Вам следует ее поискать, ибо в ней, вероятно, содержалось что-то важное.

– С вашего позволения мэм… ваша светлость, я могу пересказать ее содержание.

– Как? Что вы хотите этим сказать?

Вот теперь я перепугалась по-настоящему. Голубые глаза миледи метали молнии гнева, но чем больше причин для страха появлялось, тем смелее становился мальчик. Он наверняка заметил неудовольствие ее светлости, но не понял его причины, а поэтому быстро и уверенно добавил:

– Мистер Хорнер, миледи, научил меня читать, писать и считать. Он очень торопился и потому не запечатал записку, вот я ее и прочитал. Так вы позволите пересказать ее?

Голос мальчика звучал пронзительно и громко, когда он слово в слово произнес то, что было написано в послании, включая дату и подпись. Судя по всему, это был какой-то документ, который миледи должна была подписать.

Закончив говорить, мальчик стоял с таким видом, словно ожидал похвалы за свою исключительно хорошую память.

Глаза миледи сузились так, что зрачки стали напоминать острия иголок. Так происходило в тех случаях, когда ее охватывал сильный гнев. Она взглянула на меня и воскликнула:

– Маргарет Доусон, куда катится этот мир?

После этих слов в комнате воцарилась тишина.

Судя по всему, мальчик понял, что рассердил миледи, и застыл, словно храбрость внезапно покинула его. Ему было непонятно, в чем именно он виноват, и, вероятно, он ждал, что миледи объяснит причину своего гнева.

– Бедный мальчик! – посетовала, немного смягчившись, леди. – Чьих рук это дело?

Губы парнишки задрожали.

– Вы что-нибудь знаете о древе, о котором говорится в Книге Бытия? Хотя нет, вы, верно, читаете не настолько хорошо. – С мгновение помолчав, она продолжила: – Так вы говорите, это мистер Хорнер научил вас писать и читать?

– Вообще-то писарь мистера Хорнера, миледи. Разве в том есть что-то дурное?

– Что ж! Пожалуй, в том нет вашей вины и вас не стоит за это бранить, но я удивляюсь мистеру Хорнеру. И все же, мой мальчик, разве вы никогда не слышали, что читать чужие письма дурно?

– Но, миледи, оно же было открыто…

– И все же вы не должны читать послания, которые адресованы не вам, даже если они не запечатаны, как и слушать разговоры, не предназначенные для ваших ушей.

Мальчик с мгновение помолчал в нерешительности.

– Простите, миледи, но я всегда прислушиваюсь, о чем говорят вокруг, и не думал, что это дурно.

Бедная леди Ладлоу тяжело вздохнула, ибо не была готова к чтению длинных нравоучений. Честь была для нее второй натурой, и она никогда не пыталась выяснить, на каких принципах базировались ее законы. Посему она просто сказала мальчику, что желает видеть мистера Хорнера, когда тот вернется из Уорика, и отпустила его восвояси, одарив напоследок исполненным отчаяния взглядом. Мальчишка так обрадовался возможности наконец сбежать, что не смог этого скрыть.

– Ну и что теперь делать? – спросила она то ли у меня, то ли у себя самой.

Я не смогла ответить, поскольку и сама была весьма озадачена, поэтому ее светлость продолжила:

– Чтение и письмо подобны острым предметам. Если дать это оружие в руки представителям низших сословий, то здесь, в Англии, мы увидим все те ужасы, что преподнесла своему народу Французская революция. Когда я была ребенком, никто и слыхом не слыхивал о правах человека, все знали только обязанности. И что мы имеем теперь? Не далее как вчера вечером мистер Грей рассуждал о праве каждого ребенка на образование. Я с трудом себя сдерживала, а в итоге мы все равно едва не поругались, и я сказала ему, что в моем поместье не будет никакой воскресной школы, или как там он ее называет на иудейский манер.

– И что он на это ответил, миледи? – спросила я, поскольку увидела, что бушевавшее в груди ее светлости раздражение начало постепенно стихать.

– Дал волю гневу: напомнил, что подчиняется только епископу, и заявил, что будет добиваться своего, несмотря на все мои возражения.

– И что ваша светлость?..

– Мне оставалось лишь подняться со своего места, присесть в реверансе и вежливо с ним распрощаться. Когда два человека расходятся во мнениях по какому-то вопросу так же кардинально, как мы с мистером Греем, то разумнее всего – если, конечно, они намерены остаться друзьями, – без промедления прекратить разговор и больше никогда его не заводить. Это один из тех немногих случаев, когда резкость не только не будет лишней, но и, наоборот, весьма желательна.

Мне было жаль мистера Грея. Он несколько раз приходил меня навестить, и его добрые советы и молитвы помогали мне легче переносить боль. Из разговоров с ним я узнала, что он всей душой желает претворить в жизнь свое намерение. Мне очень нравился наш новый священник, но вместе с тем я сильно любила и почитала миледи, и мне невыносимо было видеть, как отношения между ними становятся холоднее день ото дня, однако я ничего не могла исправить и