Расколотая корона - Виктория Холт

и отраду, как когда-то Завоевателю, и для человека столь деятельного, каким он всегда был, не существовало лучшего отдыха. Чтобы сберечь леса для себя, он — опять же, подобно предкам — счел необходимым придерживаться суровых законов, которые они ввели. Он создал собственную правовую систему, главной целью которой было поддержание порядка и одновременно постоянное пополнение королевской казны. Управление страной требовало постоянных денег, и ему казалось превосходной мыслью получать как можно больше за счет штрафов, нежели сбора налогов, хотя, конечно, и последние были необходимы.

Полный решимости восстановить порядок, утраченный за время правления кроткого Стефана, он карал преступников смертью. Многих вешали, многих колесовали, и мертвец, висящий на дереве или виселице, был обычным зрелищем.

Народ это принимал, поскольку это действительно означало подавление преступности и было на благо законопослушным жителям. С чем они никогда не могли согласиться, так это с наказаниями, которые обрушивались на нарушителей лесных законов. Любой, кто вторгался в королевский лес или убивал оленя или дикого кабана, даже если его семья голодала, навлекал на себя ужасные кары. За нарушение этих законов отрубали руки и ноги, выкалывали глаза, мужчин кастрировали, а если преступление считалось особенно тяжким, их варили заживо.

Многих из этих несчастных калек можно было увидеть просящими милостыню у дороги, и люди содрогались при их виде, зная, что такая судьба могла постигнуть многих из них. Это было лишь знаком того, что они вторглись в королевские леса и распоряжались там по своему усмотрению.

Благодаря хорошим законам короля они с этим мирились; но когда вводились налоги, которые они считали несправедливыми, они вспоминали. Они вспомнили и сейчас.

Так у Генриха появилась еще одна тревога. Народ Англии, который до сих пор не доставлял ему особых хлопот, проявлял беспокойство и роптал на его правление. С этой мукой, с недомоганием и осознанием того, что его тело теряет свою исключительную жизненную силу, он отправился во Францию.

***

Необходимо было поговорить с Филиппом; если два короля смогут прийти к какому-то соглашению, говорили им их министры, они смогут избежать последствий жестокой войны, которой в глубине души ни один из них не хотел.

Филипп жаждал переговоров. Его главной целью было доказать Ричарду, что отец его обманывает. Он хотел заставить Генриха это признать. Но он был молод, а Генрих был стар и хитер, как лис; он был мастером давать обещания с обманчивой искренностью, не имея ни малейшего намерения их когда-либо выполнять. Каждый король знал цель другого: Филипп хотел все вернуть, а Генрих — все удержать.

Они встретились под старым вязом в Жизоре, хорошо известным как дерево, под которым короли Франции и Англии часто встречались, пытаясь уладить свои разногласия. Англичане, прибыв первыми, заняли тенистую сторону, и французам пришлось ждать на солнце, а поскольку был август и стояла сильная жара, измученные солнцем французы едва это выносили. Никакого удовлетворительного решения достичь не удалось, и Филипп был так зол из-за того, что ему и его людям пришлось терпеть зной, пока его противники наслаждались тенью, а изворотливый Генрих, казалось, снова его обвел, что в ярости приказал срубить этот вяз, чтобы под ним больше не проводились переговоры.

Он послал за Ричардом и, как его сюзерен, приказал ему явиться без промедления.

Когда Ричард прибыл, он тепло его обнял.

— Мы слишком долго были врозь, — сказал он.

Ричард ответил:

— Милорд, я ценю ваше общество, но я сын своего отца и не могу с чистой совестью действовать против него.

— Не можешь, когда он постоянно действует против тебя? Разве он не отказал тебе в твоем наследстве?

— Он этого не говорил. Он лишь намекнул, что не даст мне власти и что я должен ждать его смерти.

— Это не то, что у него на уме. Я созову конференцию, и ты будешь там. Я изложу свои требования так, что он будет вынужден выдать тебе свои истинные замыслы. Тогда мы с тобой выступим вместе против него, как друзья, какими нам и суждено было быть, как я понял, когда ты был у меня в гостях. Скажи мне, Ричард, ты готов узнать правду?

— Я хочу знать правду больше всего на свете.

— Тогда подожди, и я предъявлю ему свои условия, и мы увидим.

***

Два короля стояли друг против друга. Ричард был с ними.

— Я предлагаю вам, — сказал Филипп, — все земли, которые я захватил в этом последнем конфликте. Ричард сохранит то, что он завоевал. Я прошу, чтобы ему отдали в жены мою сестру, принцессу Алису, и чтобы вы приказали вашим дворянам, архиепископам, епископам и всем облеченным властью принести феодальную верность Ричарду как наследнику ваших владений.

Генрих был загнан в угол. От него требовали отдать две вещи, которые он клялся никогда не отдавать. Первое — Алису. Она была его, и он собирался ее удержать. Более того, он не желал, чтобы Ричард правил после него. Англия и Нормандия предназначались Иоанну. Ричард мог оставить себе Аквитанию, но Англия была для Иоанна.

Что он мог сделать? Это было не время для уверток. Он наконец-то попался.

Французский король лукаво улыбался; Ричард пристально смотрел на него, а Генрих молчал.

— Вы слышали короля Франции, милорд, — сказал Ричард. — Поклянитесь мне, что я получу свою невесту и что меня признают вашим наследником, на что, как ваш старший из ныне живущих сыновей, я имею полное право.

Напрасно Генрих искал выход. Его не было. Он мог пообещать, да, но по решимости в глазах Филиппа и Ричарда он видел, что его заставят выполнить обещания без промедления.

Он внезапно вскричал:

— Нет. Я не стану.

Ричард с некоторым изумлением посмотрел на него. Затем он тихо сказал:

— Теперь я наконец вижу, что вы это серьезно. Я не верил, что такое возможно, но теперь я знаю, что это так.

Он повернулся к королю Франции и, отстегнув свой меч, отдал его ему.

— Мой сюзерен и повелитель, я приношу вам свою присягу, — сказал он.

Ричард взял руки Филиппа в свои, и Филипп быстро наклонился и поцеловал их.

Их глаза встретились, и те, кто наблюдал, дивились нежности между ними.

Генрих был ошеломлен. На его глазах его собственный сын клялся в верности его врагу. Филипп, конечно, был его сеньором из-за Аквитании, но это была клятва стоять с королем Франции против собственного отца.

Филипп быстро сказал, что согласен на перемирие до января, когда они встретятся снова.