Королевские сестры - Виктория Холт

— Но они такие прекрасные.

— Прекрасные?

— Да, — сказала она. — Послушай. «Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя. Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю».

— Продолжайте, — сказал Глостер.

Он следил за ее губами, когда она произносила слова, и хотя он слышал их раньше, они никогда не казались ему такими прекрасными.

— Это вы, — сказал он, — делаете их прекрасными.

— Я лишь повторяю то, что в книге.

— Вы их любите, вы в них верите, и вы делаете их прекрасными.

— Они утешают меня. В этой книге много того, что меня утешает.

— Меня не утешает.

— Но могло бы.

— Вы имеете в виду, если бы я любил их… и верил в них, как вы?

— Ты можешь. Повторяй за мной.

Он повторил и обнаружил, что слова действительно прекрасны. Ему захотелось выучить их так хорошо, чтобы он мог произносить их, когда будет один, без ее подсказки.

Он учился быстро. Затем он выучил другие псалмы и молитву «Отче наш».

И с каждым днем он все больше и больше времени проводил со старой леди.

***

Принцесса Анна любила, чтобы он присутствовал при ее утреннем туалете. Она с восторгом видела, как светлая кожа, унаследованная им от отца-датчанина, загорела на солнце и воздухе. На носу у него появилась россыпь веснушек, а глаза казались на несколько тонов голубее, чем прежде. Если бы не слишком большая голова, он был бы необычайно красив, ибо в нем стюартовские черты очаровательно сочетались со светлой кожей.

— Так моему мальчику хорошо в Твикенхеме? — спросила Анна.

Он улыбнулся.

— Очень, очень хорошо, мама.

— Иди сюда, — сказала она. Он подошел, и она поцеловала его и на мгновение крепко обняла. Он выдержал объятие со стойкостью. Он знал, что из многих он был единственным выжившим ребенком, и это делало его очень драгоценным.

— Черт побери, мама! — сказал он. — Вы не старая, как миссис Дэвис. У вас еще будет много детей, тогда вам не придется так заботливо за мной присматривать.

Анна хотела сказать, что сколько бы у нее ни было детей, он всегда будет для нее бесконечно дорог, но, чтобы скрыть волнение, она сказала:

— И позвольте спросить, где вы учитесь таким выражениям?

— Каким выражениям, мама?

— Вы сказали «черт побери».

— О, это пустяки. Это не то что «Будь ты проклят в аду, сэр!».

Анна была по-настоящему потрясена.

— Я требую сказать, где вы наслушались таких речей, — сказала она.

— Кажется, это был Льюис…

— Льюис! Тогда он будет уволен.

— О, мама, нет… это был не Льюис. Я сейчас вспоминаю.

— Я хочу знать, где ты научился так говорить.

Он на миг замялся.

— Да нет же, мама, я вспомнил. Я это сам придумал.

Он обезоруживающе улыбнулся, и она снова с трудом удержалась, чтобы не заключить его в объятия и не осыпать поцелуями.

***

Анна послала за своим казначеем, сэром Бенджамином Батерстом, мужем ее большой подруги Фрэнсис Эпсли, которую так нежно любила ее сестра Мария. Фрэнсис осталась дорогой подругой и для Анны, и та, естественно, захотела оказать честь ее мужу, пожаловав ему должность казначея своего двора.

— Сэр Бенджамин, — сказала Анна, — мы пробыли здесь четыре или пять недель и все это время наслаждались гостеприимством миссис Дэвис. Я хочу, чтобы вы уплатили ей сто гиней, ибо, хотя она и состоятельная женщина, я, мой сын и наши слуги, должно быть, были для нее большим бременем.

Сэр Бенджамин ответил, что займется этим делом без промедления, и на следующий день вернулся в дом со ста золотыми гинеями.

Глостер был со старой леди, когда вошел Батерст, и, увидев, что казначей желает поговорить с ней, отошел в угол, и оба, казалось, забыли о его присутствии.

— Ее Высочество желает вознаградить вас за ваше гостеприимство в течение последних недель, — начал сэр Бенджамин.

— Вознаградить меня? Мне не нужно вознаграждение.

— Ее Высочество полагает, что прокормить столько людей, должно быть, было накладно.

— Я не нуждаюсь. У меня здесь всего в достатке и для меня, и для моих друзей.

— И все же, желание Ее Высочества — чтобы вы приняли сто гиней.

— Прошу вас, вернитесь к Ее Высочеству и скажите ей, что я не намерена принимать плату.

«Сто гиней, — подумал Глостер. — Огромные деньги. Сколько мушкетов можно на них купить?» Неужели старая леди тоже об этом думает? Но ей, конечно, мушкеты не нужны.

Сэр Бенджамин, полагая, что миссис Дэвис лишь желает, чтобы ее поуговаривали, высыпал мешок с гинеями ей на колени.

— Вот, — сказал он, — с благодарностью от Ее Высочества.

Миссис Дэвис встала, и гинеи раскатились во все стороны. Затем она поднялась и вышла из комнаты, даже не взглянув, куда они покатились.

Глостер наблюдал, как сэр Бенджамин на четвереньках собирает их. Несколько монет подкатилось к нему, и он отнес их сэру Бенджамину.

— Так Ваше Высочество видели, что произошло?

— Она сказала вам, что не хочет их брать.

— Люди часто говорят о деньгах: «Уберите, я не возьму». Но они лишь ждут, чтобы на них надавили.

Глостер задумался.

— Но она — не просто «люди», — серьезно сказал он. — Она — миссис Дэвис.

***

— Мама, — сказал Глостер, — можно я пойду с вами в церковь?

Анна широко раскрыла глаза.

— Я думала, мой мальчик не любит ходить в церковь.

— Теперь хочу, — сказал он.

— Я рада.

— Она тоже рада.

Анна поняла, что он говорит о миссис Дэвис.

— Я теперь умею говорить «Отче наш». И я знаю Заповеди. Она их произносит, а я повторяю за ней. И псалмы тоже.

— Ты когда-то говорил, что никогда не будешь произносить псалмы.

Лицо его на миг сморщилось. Это была правда. Затем он улыбнулся.

— Придется их петь.

Анна подумала, как же счастливо они жили в Твикенхеме. Странное это было затишье в ее жизни — возможно, и в его тоже. Жить тихо в деревне, как обычная семья, ходить через поля в церковь; и она чувствовала себя настолько лучше, что смогла