На доблесть и на славу - Владимир Павлович Бутенко

– Очевидно, оперативная ситуация на юге осложнилась, если так срочно перебрасывают, – предположил Дуткин, распрямляя уставшую спину и украдкой зевая. – По данным разведки, 4-й танковый корпус СС отступает на запад. Будем догонять!

– Я тоже так думаю, – поддержал Привалов. – Немцы выдохлись. Преследование вполне оправдано.

В светлом коридоре фар показалась группа конников, и пришлось приостановиться, пока они, понукая оскальзывающихся лошадей, уступили дорогу.

– А мне что-то не по душе это наступление! – проворчал Горшков, протирая лобовое стекло ладонью. – Гололед лишил нас маневренности. Самолеты не летают из-за облачности и тумана. Как проверить данные разведки? Сдается, что генерал Балк, как истинный потомок тевтонцев, готовит выпад. И, мороча нам головы, имитировал наступление на Эстергом. Согласитесь, что силенок у немцев там маловато.

– Да, ситуация неопределенная, – подумав, рассудил Дуткин. – Я, честно сказать, не совсем понимаю последний приказ. Как можно атаковать, вести наступление, не зная о силах противника?

– А так и будем действовать, на свое усмотрение, – жестко ответил Горшков. – С кондачка легко решать!

Оторвавшаяся вперед машина охранения замаячила красными стоп-сигналами. Поредевший снег позволил рассмотреть в озарении фар, как верхоконный казак, склонившись, что-то объяснял вылезшему из машины начальнику охраны. Майор, подняв руку, отворачивая лицо от секущей льдистой крупки, побежал к машине комкора. Всадник тронул игручего жеребца, с запорошенной гривой, следом. Горшков, приспустив стекло, выслушал охранника, громко крикнул вестовому:

– Что случилось? Докладывай…

– До вас я, товарищ генерал! – напряженным голосом чеканил усатый молодец, осаживая коня. – Командир головной заставы приказал доложить, что впереди такой бой, что земля дрожит! Гремит страшенно! И навроде в правую сторону заворачивает…

– Это же у Гардоня! – всполошился Дуткин.

Горшков, чуть помедлив, строго приказал:

– Скачи назад! Занять оборону! Корпус дальше не пойдет! Живо! Да пусть вышлет разведку…

Не согласуя действия со штабом фронта, Горшков на свой страх и риск остановил корпус. То, что лишь смутно подсказывали чутье и фронтовой опыт, обрело ясность и масштабность реально возникшей угрозы. Слева, вдоль берега Дуная, от Дунапентеле шли танки эсэсовского корпуса, как сообщалось в полученном ранее приказе. И казаки направлялись именно им навстречу, полагая, что они прикрыты с тыла. Однако бой, в который вступил правофланговый полк, у Гардоня, обнажил замысел Балка! Немцы, дальним охватом с флангов, намеревались заманить донцов в смертельную западню. Атаковать маршевую колонну!

В первом же селе комкор расположил штаб, назначил срочное совещание. В большой комнате придорожного особняка, у стола, на котором пестрела красно-синими стрелками топкарта, стояли втроем. Горшков вытянул пальцы правой ладони и, доверяя только своей выверенной четверти – ровно двадцать шесть сантиметров! – прошелся вдоль очертаний Балатона, Веленце и напоследок упер средний палец в ленту Дуная.

– Здесь! Значит, вся полоса обороны корпуса около двадцати километров. На правом фланге займет позиции дивизия Крутовских. Каполнашниек – берег озера Веленце – Кешвеленце. В центре – дивизия Григоровича. От Дьердя до Соентпетера. А к Дунаю примкнет дивизия Сланова. Как будем строить оборону, Алексей Иванович?

Дуткин, облокотившись, прилег на стол, склонил лицо к самой карте. Каждый из генералов осознавал тяжелейшие последствия даже малой ошибки.

– Учитывая большую протяженность линии обороны, думаю, будет правильно, если мы расположимся в один эшелон.

– Согласен, – бросил комкор, оглядываясь на входивших и представлявшихся командиров. – При этом каждая дивизия построит свои боевые порядки в два эшелона. Корпусную артиллерию рассредоточим в полках. Силы должны быть распределены равномерно, чтобы танки не нащупали даже малую прореху обороны.

Тем временем подъехали и командиры дивизий. Едва Горшков открыл совещание, как прибыл рассыльной офицер из штаба фронта. Вскрыв засургученный пакет в присутствии подчиненных, комкор пробежал глазами донесение. И по меняющемуся, сосредоточенно-строгому выражению его лица офицеры догадались, что ситуация хуже некуда.

– Вчера немцы прорвали нашу оборону. От Оши до Балатона идут ожесточенные бои. Первоначально, в Эстергоме, мне сообщили, что немцы лишь вышли к Дунаю. Теперь же выяснилось, что противник гонит несколько сотен танков вдоль берега к нам. Он уже у Адоня! Мы перешли в оперативное подчинение командующего 4-й ударной армией Захарова. Приказано немедленно занять оборону в полосе от озера Веленце до правобережья Дуная.

– Вот так подарочек! – шепнул Привалов на ухо Григоровичу. – Помнишь, с ним на Миусе воевали? И снова! Будто Восточный фронт с воробьиный нос. Известно, как Захаров к нам относится!

Последние слова услышали многие, в их числе и Горшков. Он завершил фразу о личной ответственности командиров за выполнение приказа и повернулся к Привалову.

– Известно, Никифор Иванович. Но дело в том… – комкор потряс штабной бумагой. – Ни у Толбухина, ни у Захарова нет резервов. Они за Дунаем. И до их подхода остается надеяться только на свои силы. Нам отступать некуда. Позади – тылы 46-й армии. Если дрогнем, – будет вызволена не только будапештская группировка врага, но разбита эта армия. Полагаю, нет необходимости толковать о последствиях неудачи?

– Товарищ генерал! У нас нехватка боеприпасов, – обратился начштаба 12-й дивизии Рышков. – Дунайская флотилия могла бы помочь в доставке.

Горшков снова поднес лист к уставшим глазам и, прочитав, медленно поднял голову.

– Флотилия атакована и отведена ниже. Более того, уже два наших корпуса – 133-й стрелковый и 18-й танковый – окружены. Немцы готовы любой ценой проложить коридор к Будапешту! Им больше незачем беречь свои танки. У нас нет выбора, как стоять до конца! От этого сражения зависит вся фронтовая операция. А может, и дальнейший ход войны…

10

С прибытием в полк молодого офицерского пополнения Яков Шаганов был понижен в должности. Он снова принял отделение, в котором осталось четверо сабельников – Андриенко, Кожухов, Барбуданов, Хопров и коновод Трегубов. Две недели танковых атак выкосили эскадрон. Взводный Иванов, безусый лейтенантик с Ярославщины, скрывающий неопытность за криком, пришелся казакам не по нраву. Это он, несомненно, ощущал и придирался, досаждал замечаниями. Зато в первом серьезном бою, растерявшись, командирчик не проронил ни слова. Лишь обстрелявшись, «Сашок», как нарекли казаки взводного, действовал смелей.

Возвратный марш из Эстергома дался казакам тяжело. Небывалая физическая опустошенность и голод – вот чувства, сполна владевшие ими, когда колонну остановили и приказали готовиться к обороне. Полк Ниделевича продвинулся дальше остальных, в сторону Дуная.

Комэск Строганов всю ночь находился на позициях, проверяя, как окапываются казаки. Несмотря на нехватку шанцевых инструментов, в ход пустили штыки, занозы, стальные колья и даже клинки. Линия окопов протянулась по гребню высотки, но в темноте трудно было оценить выгодность