Гейша - Лиза Дэлби

Старушка, к которой все обращаются исключительно как обасан (тетушка), живет в одной из крошечных и грязных комнаток для прислуги в пристройке к главному корпусу. Однажды она упомянула о своих внуках, а раз в месяц ходила в свою родовую усадьбу, но никогда не говорила мне, где та находится. Питалась и ночевала обасан в «Мицубе», занималась стиркой, уборкой, готовила еду для других служанок. В ее же обязанности входило раз в день выгуливать мальтийского терьера Ванко.

Если мне нужно было постирать в те дни, пока я жила в гостинице, я вставала пораньше и занимала маленькую старомодную стиральную машину возле комнатки пожилой служанки. Стоило мне на минуту задержаться, прежде чем извлечь из машины чистые вещи, тетушка сама вынимала их и развешивала на веревке, отпуская едкие замечания, когда я пыталась ей помешать. Однажды жарким летом, держа двумя пальцами мое нейлоновое белье, она проворчала:

– Как можно носить такое? В этом же спаришься!

Сама она носила просторные полотняные и накрахмаленные панталоны.

– А вы как можете носить такое? – поинтересовалась я.

Обасан взглянула на меня с прищуром:

– Что ты понимаешь? Накрахмаленное белье не прилипает к телу. Так намного прохладнее.

На все, что делается не так, как в Киото, старушка смотрела неодобрительно. Многое, впрочем, ее и вовсе не интересовало.

При входе в дом на высоте с метр установлен глазок фотоэлемента. Стоит кому-нибудь ступить на мощенный камнем приступок, на кухне трещит звонок. Ко входу устремляется Ванко и начинает бешено тявкать и метаться на полированных половицах передней. В день моего приезда никаких банкетов не проводилось (летом они редко здесь устраиваются), поэтому собачонка была не на привязи – этакий взбесившийся клубок белой шерсти. Из кухни высунула голову тетушка, бросила: «С приездом!» – и, когда я нагнулась подхватить собачку, без особой надобности напомнила мне, что Ванко может напустить лужу, если слишком разойдется.

Комната площадью в четыре с половиной татами[6], отведенная мне на время двухнедельного пребывания здесь, обычно использовалась раз в месяц для уроков пения, когда они проходили в этой части города. Зимой комната легко отапливалась керосиновым обогревателем: объем помещения невелик, и ветер с реки в нее не задувает. Зато летом это становится недостатком. Но здесь установлен кондиционер, который в пять минут превращает номер в холодильник. Я поставила сумки в углу и пошла в большую гостевую ванную, чтобы освежиться после суточного путешествия.

Во всех номерах «Мицубы» в тесном тамбуре между внутренней и внешней дверями имеются крошечные умывальники, в некоторых комнатах есть туалеты, но ванная на всех одна. Только в самых редких случаях в японских домах при каждой спальной комнате есть туалет и ванная. Туалеты делаются такими маленькими, что туда едва втискиваешься, зато ванные настолько грандиозны, насколько позволяют деньги и размеры дома. Душ устанавливается в стороне от самой ванны и служит для предварительного намыливания и споласкивания перед принятием ванны. Использование душа вместо ванны, как это часто делается повсюду, в японском доме не принято, а для гостиницы просто недопустимо. Ванну японцы принимают практически ежедневно, а если возможно, то и чаще, притом вода такая горячая, как только можно вынести.

Ванна в «Мицубе» была наполнена, но к моему приезду уже остыла. Служанки, очевидно, приготовили воду себе, и для настоящего постояльца они, конечно, ее подогрели бы, но поскольку я, судя по их намекам, постояльцем не считалась, пришлось довольствоваться той ванной, какая есть. Искупавшись и чувствуя себя освеженной, я постучалась в двери окасан. Она предложила пройтись по Понтотё и взглянуть на пожарище чайного домика «Хацуюки». Когда мы вышли из дома, время близилось к полуночи, но на улицах было людно. По дороге мне показалось, что окасан чем-то озабочена. Пытаясь угадать ее мысли, я спросила, когда они купили такую роскошную машину, на которой нас вез Цунэхико. Окасан вздохнула:

– Если встретишься в Токио с отцом Цунэхико, не говори ему про машину, хорошо?

Я не собиралась видеться с мужчиной, но дала слово помалкивать, хотя просьба меня немного удивила.

– Он обещал оплатить машину, но не знает, что Цунэхико выбрал такую дорогую. Я, конечно, ему расскажу, но не сейчас. Так что будет лучше, если ты об этом умолчишь.

– Понимаю.

Цунэхико – единственный ребенок окасан, и ее патрон усыновил его. Он давал на парня деньги все двадцать два года жизни Цунэхико. Тот носил английские костюмы, шелковые галстуки, курил дорогие импортные сигареты, но отец не мог знать, на что уходят его деньги. Мать потакала всем прихотям сына и часто была вынуждена оправдываться перед своим патроном. У нее выработалась привычка искать оправдания сыну даже в собственных глазах.

– Знаешь, это, может быть, выглядит излишней роскошью, но такая машина нам необходима. Порой нам приходится встречать гостей на вокзале или отвозить домой, и дорогой автомобиль служит «Мицубе» хорошей рекламой. Отец Цунэхико может счесть это вложением в дело и порадоваться серьезным намерениям Цунэхико.

Мне было трудно представить готовность Цунэхико развозить клиентов матери, куда им понадобится. Но я еще раз пообещала ничего не рассказывать о машине. Тут я заметила, что Цунэхико сильно изменился за то время, что мы не виделись с ним. Он похудел и начал завивать волосы. Новый облик дополнили золотая цепочка на шее, темные очки и модная рубашка.

– Ну что же, такое сейчас в моде, – сказала окасан, и пусть сама она за модой не следила, но радовалась, что сын выглядит не хуже других. Расходы тут отходили на второй план. – По правде говоря, Цунэхико беспокоит меня, – призналась окасан под конец. – У него есть девушка. Ты знаешь, Кикуко, я смотрю на вещи просто, меня не волнует, даже если он решит жениться на иностранке, но плохо то, что он связался с работницей бара, которая на двенадцать лет старше его. Я ничего не имею против хостес, но она не тот человек, на кого я могу оставить свое заведение, к тому же старовата, чтобы заводить детей. А Цунэхико и дела нет.

Я поспешила утешить ее, стала говорить, что все может еще устроиться, что сын наверняка образумится, но про себя подумала, что рассчитывать на это, пожалуй, не стоит. Он, видно, очень хотел позлить мать, если выбрал такую неподходящую пассию, хотя вины перед сыном у моей окасан не было, разве только маленький грешок (который, однако, в один прекрасный день мог привести к банкротству «Мицубы») – любовь к своему беспутному сыночку.

Мы подошли к обрушившимся стенам и груде обгоревших балок – останкам «Хацуюки». Какой-то пьяный,