Гейша - Лиза Дэлби

нее умения поддерживать застольную беседу: это дело уже гейши в возрасте. Благодаря многолетней практике опытная гейша может легко и непринужденно вовлечь гостя в приятный для него разговор, пусть ей и приходится тщательно красить волосы, чтобы придать им здоровый блеск молодости.

На банкетах обычно присутствуют молодые гейши и старые; смысл состоит в том, что нарядно разодетые и разукрашенные юные майко составляют праздничный фон, а взрослые гейши развлекают. Но у клиентов бывают свои предпочтения, так что от случая к случаю комбинации гейш могут варьироваться. Некоторые мужчины не видят в майко индивидуальности («у всех одно и то же накрашенное лицо!») и вместо них приглашают настоящих гейш. Другим нравится романтика ушедших веков, и они любят оказаться в окружении девичьих фигурок, какие изображаются на старинных гравюрах. Но даже в таком случае без опытных гейш, хотя бы нескольких, на серьезном мероприятии не обойтись. Во-первых, майко всегда должны быть под присмотром, а во-вторых, разговоры семнадцатилетних девушек обычно интересны разве что их сверстникам.

Как бы тщательно ни планировался банкет, участие гейш может не произвести на иностранцев должного впечатления. На встрече с гейшами обычно происходит конфликт двух культур: с одной стороны, иностранный гость хочет почувствовать себя в «настоящей Японии», с другой – гейша служит истинным воплощением японских традиций, не всегда понятных жителю другого государства. Участие гейш в таких мероприятиях не столько служит удовольствию зарубежных гостей, сколько ставит их в затруднительное положение. Так что замысел привлечь гейш, чтобы и этикет соблюсти, и гостя порадовать, неминуемо сталкивается с противоречием.

К примеру, иностранцы неизменно ахают от удивления, увидев густо накрашенные лица майко в пышных кимоно, а затем такие же наряды гейш, когда те вплывают в зал в своих невообразимых париках. Однако первый восторг и восхищение «невиданным» обликом быстро сменяются противоположными чувствами. Самый распространенный отзыв о гейшах, который можно услышать от американцев: «Они слишком сильно размалеваны, чтобы мне нравиться». Иностранец сочтет танец гейш грациозным и причудливым, но вовсе не эротичным, каким его видят японцы, а традиционная музыка воспринимается гостями как чистая экзотика и ничего больше. Очарование гейши средних лет иностранцу непонятно, если он не владеет японским языком. Даже если она попытается вовлечь его в милую игру наподобие «камень, ножницы, бумага», где знание языка не требуется, иностранец только посмеется над инфантильностью японцев.

Короче говоря, гейша и сегодня продолжает оставаться ярким символом культуры, поскольку без вечера в обществе гейш поездка иностранца в Японию не будет по-настоящему полноценной, однако такое общение редко доставляет ему удовольствие и служит разве что простым удовлетворением любознательности.

Почетный гость

Почетного гостя на японском банкете усаживают так, чтобы все присутствующие видели его на фоне высокого, под потолок, украшенного цветами алькова, который называется токонома. В центре токономы вывешивается соответствующий времени года и поводу декоративный свиток и ставится тщательно подобранный букет в красивой вазе. На этом сфокусирована вся эстетика художественного оформления банкетного зала. Почетному гостю не видно, сколь возвышен он в глазах сидящих перед ним, но все же он понимает, что находится в самом центре внимания, и это ему льстит.

Если мероприятие проводится с участием гейш, их главное внимание сосредоточено на ухаживании за человеком, занимающим почетное место. В банкетный зал гейши входят после гостей, когда те уже рассядутся за столами, четким строем по пять женщин (или шесть, если прием многолюден) в каждой группе. Первая группа сразу направляется во главу стола к самым престижным местам. Когда гейши войдут и разместятся среди гостей по всему залу, произносится первый тост, и банкет начинается. Гейши на протяжении всего вечера постоянно перемещаются между гостями, но внимание они уделяют им неодинаковое. Каждая из гейш должна обязательно посидеть возле почетных гостей. Как только это место оказывается незанятым, одна из гейш сразу же направляется туда. Искусство гейши во многом состоит в том, чтобы точно знать, куда и когда ей подойти. Майко не сразу улавливают эти тонкости, и старшие сестры руководят ими.

Итиумэ была одна из майко, поставленных подливать саке президенту Форду, который, естественно, сидел перед токонома. Когда президента снимали репортеры, подошла ее очередь обслуживать его. Конечно, никто из гейш не знал, как в Америке освещается визит Форда в Японию, и когда я показала им снимки, девушки стали дразнить Итиумэ «подружка Форда-сан». Совершенно случайный кадр с Итиумэ рядом с Фордом натолкнул меня на мысль обратиться к президенту с просьбой послать свое соболезнование в день похорон Итиумэ.

Бонти

Когда я снова приехала в Японию после защиты диссертации, моя окасан, хозяйка гостиницы «Мицуба», встречала меня в аэропорту Осаки со своим сыном Цунэхико. Прошел год, как мы не виделись. Первое, о чем она спросила меня, пока мы ждали Цунэхико, отправившегося за машиной, – не я ли была инициатором телеграммы Форда. Родная мать Итиумэ решила, что это устроила я, ведь никто другой в Америке не знал о существовании какой-то Итиумэ. Бедная женщина все еще находилась в больнице. Потеря дочери, дома и всего состояния стала для нее страшным ударом. «Когда мы увиделись с ней после пожара, – говорила окасан, – ее было не узнать, так резко она постарела».

Едва мы вышли из охлажденного кондиционерами помещения аэропорта, от жаркого и влажного воздуха японского лета сразу перехватило дыхание. В это время года самое распространенное приветствие в Киото – «Мусиацуи нэ?» («Ну и духота, не правда ли?»), при котором мужчины вытирают шею, а женщины промокают влажный лоб большими хлопчатобумажными платками. К тому моменту, когда наконец подъехал на машине Цунэхико, меня радовал даже слабый ветерок из морской бухты.

Уже стемнело. Только в самый последний момент я увидела, что Цунэхико подогнал новенькую «тойоту», последнюю модель этой марки со всеми возможными усовершенствованиями, даже такими, о которых я и не слыхивала. Цунэхико загасил каблуком едва прикуренную сигарету и уложил в багажник мои сумки. «Добро пожаловать в Киото, мусиацуи нэ?» – сказал наш провожатый, отдуваясь, и включил на полную катушку кондиционер.

На машине от Осаки до Киото всего минут пятьдесят езды, если придерживаться манеры Цунэхико. Одним из модных дополнений на машине был зуммер, который начинал пищать, когда скорость превышала дозволенный в стране предел в восемьдесят километров в час, и нам всю дорогу пришлось перекрикивать этот писк.

Большинство новостей за тот год, что меня здесь не было, так или иначе касались смертей. Кроме Итиумэ, мы вспоминали патрона Кикугоро – гейши средних лет, у которой я останавливалась в Атами, когда изучала работу этой, в общем-то, низкоранговой, но весьма популярной общины курортных гейш. Кикугоро,