Гейша - Лиза Дэлби

укрывшись в тени, мочился на угол. Понтотё теперь походил на ряд белоснежных зубов с безобразным черным провалом посредине. Мы двинулись дальше. Через несколько шагов находился крошечный бар, куда я раз или два заходила с нашими постояльцами. Мы толкнули дверь, собираясь посмотреть, что делается внутри.

Ежегодно летом этот бар под названием «Савада» устраивает своеобразную выставку: одну стену зала заполняют круглые веера, на которых гейши пишут свои имена и ставят фамильные значки. Красные иероглифы на белом фоне составляют пеструю композицию, и я, сев за столик, стала разглядывать веера, выискивая знакомые имена и отмечая новые. Кроме нас тут были несколько гейш, отдыхавших после работы. На бочке возле стойки сидела незнакомая мне майко. Ее представили мне. Она назвалась Сумино, младшая сестра известной мне гейши Сумики. Окасан сказала, что мы виделись с ней раньше в «Мицубе» во время банкета в честь играющего в театре кабуки актера Тамасабуро. Поначалу лицо девушки мне показалось незнакомым, но потом я вспомнила смешливую девчушку в красном кимоно, помогавшую с подносами на том банкете. На нее показывали как на кандидатку в майко.

– Что вам подать, окасан? – спросила женщина за стойкой.

Мы заказали бутылку коньяка «Реми-Мартен» с именем Итиумэ[7]. В этом элегантном баре на полках стояло множество бутылок с именами разных посетителей. Именные коньяки отодвинули на задний план виски «Джонни Уокер» с черной этикеткой, самый популярный в Японии напиток; в барах вроде «Савады» такие коньяки всегда в изобилии. Поскольку я была младшей сестрой Итиумэ, коньяк из бутылки, подписанной Итиумэ и ее патроном, был вполне уместен. Окасан пожаловалась на сердце и разбавила свою порцию водой.

Я здоровалась с входящими знакомыми и продолжала узнавать новости. Окасан повернулась ко мне и прошептала:

– Забыла тебе сказать, Ититэру забеременела.

Не зная, хорошо это для Ититэру или плохо, я тихонько переспросила:

– Ее поздравлять или выразить соболезнование?

– О, она счастлива, – был ответ.

Бар заполнился говорливыми гейшами. Внезапно дверь распахнулась, на пороге появился очередной посетитель и замер, осматривая собравшихся. Все женщины обернулись к нему, он в полном замешательстве поклонился и выскочил вон. Вслед раздался общий смех.

Разговор снова вернулся к пожару. Я спросила о Мидори, младшей сестре Итиумэ. Все стали перешептываться.

– Она уехала, – сказала одна из гейш.

– Все ее кимоно сгорели, ей не оставалось ничего другого, – подтвердила окасан.

Я спросила, где она сейчас. Выяснилось, что Мидори вернулась к родной матери, где «восстанавливает силы». Кто-то недавно говорил с ней по телефону. Видимо, Мидори звонила сама, чтобы опровергнуть слухи, будто она собирается работать в Гионе – конкурирующей общине гейш на той стороне реки. Казалось, все в Понтотё относятся к Мидори с сочувствием, но также было ясно, что вернуться сюда она уже никогда не сможет. Из всего услышанного у меня сложилось впечатление, что ей тогда следовало скорее звать на помощь, а не пытаться самой выбраться из огня.

По дороге домой окасан рассказала мне, что в ту ночь Мидори потихоньку курила сигарету и опрокинула пепельницу. Ничего подобного в газетах не сообщали, и расследовавшие причину пожара полицейские таких сведений не получали: Понтотё тесно смыкает свои ряды. И я еще долго думала о семнадцатилетней Мидори, исключенной из общины гейш, где она не проработала и года, и обреченной нести по жизни память о сестре, с которой ее связывали узы, как говорят, покрепче кровных.

Было уже три часа ночи, и стало холодно.

Глава 3

Связи крепче цепей

Чашечка саке

Для начала отношений…

Первый куплет коуты

Имена

У американцев обычно есть единственное имя и фамилия. Естественно, у многих найдутся стандартные уменьшительные имена (Джон или Джек) или дворовые прозвища вроде Пупс или Бинки, которые мы стараемся поскорее забыть. Но порой кличка получает широкую известность и полностью заменяет настоящее имя. Например, Дюка, знаменитого актера Джона Уэйна, в детстве звали Марион Моррисон. Короче говоря, тут могут быть всякие варианты и случаи, но в целом у нас на имена смотрят просто: есть имя – есть человек.

В Японии не так: человек может иметь не одно «настоящее» имя, а сразу несколько, в зависимости от того, в каком качестве он хочет себя представить. Скажем, каллиграф, помимо имени, данного при крещении, может выступать под прозвищем Шумпо, танцор – Кикуфуми, игрок на сямисэне – Яэха. Гончар берет себе имя из профессиональных гончарных терминов, чаевод – из чайных. Точно так же гейши выбирают себе имена, каких нет больше ни у кого.

Ближе всего у нас в Штатах к этому стоит литературный псевдоним, но между ним и целым рядом прозвищ у японцев существует большое различие. Прежде всего, в Америке псевдоним выбирается с целью скрыть настоящее имя или заменить его другим. В Японии, наоборот, из обладания несколькими именами никакой тайны не делают, они подтверждают значимость в обществе, показывают: я такой-то и такой-то, причем новое имя может заслонить данное при рождении.

К этому еще можно добавить, что у нас писательский или актерский псевдоним – это самостоятельный и сугубо индивидуальный выбор. Его выдумывают, пользуются им какое-то время, а потом без сожалений отбрасывают. Имена художников, горшечников, актеров кабуки и представителей прочих профессий не выбираются, а даются, как правило, во время особой церемонии. Смысл ее состоит в том, что новое имя закрепляется за определенным человеком в определенной сфере навсегда или пока он или она не «превзойдет» его и не возникнет потребность в новом имени. Честь получения нового имени – а равно и бесчестье, когда получивший его не оправдывает возлагавшихся на него надежд, – есть не что иное, как исключительная привилегия японцев.

На каждом этапе жизни человек в Японии имеет свое прозвище, а буддисты – даже посмертное имя, с которым они ложатся в гроб[8]. Прозвища широко и торжественно оглашаются, примером чему служат имена актеров кабуки, которых знают не только по сценическому псевдониму, но также по месту, отводимому данному актеру в иерархии предшественников. Как в театре, так и в уличном разговоре можно услышать, как Рокудаимэ назовут «шестым поколением», что стало его новым именем, за которым стоит, как все понимают, Кикугоро VI, знаменитый актер школы Оноуэ, однако для иностранца происхождение прозвища остается загадкой.

Наконец, дополнительную специфику японским именам придает орфография, известная как самая прекрасная и самая сложная среди всех языков мира. Дело в том, что иероглифы (а их в обычном имени может быть от трех до пяти), несмотря на многократные попытки реформировать письмо, еще не получили