Книжный магазин в Мейфэре - Элиза Найт

Питер не был богат, не имел титула, и мне не особенно нравилась его семья.

Тем не менее я ощутила трепет – какое-то волнующее и необычное для меня чувство. Наверное, это любовь? По крайней мере я на это надеялась. Солнце путалось в золотистых волосах Питера. Все внутри меня перевернулось, когда его теплые губы впервые коснулись моих. От его мягкой ладони тогда по моему телу будто прошел электрический разряд. Он заговорил, и его голос очаровал меня.

В своем воображении я была настолько влюблена, настолько исполнена блаженства, что меня буквально распирало! Питер, необузданный и красивый, стал моим миром.

Никто из присутствующих не сомневался в нашей любви, да и Питер постоянно твердил мне о ней. Он изливал свое обожание в каждом письме и буквально торжествовал, касаясь моей руки нежным поцелуем.

Так стоит ли вспоминать о том, что он сделал мне предложение на вечеринке, когда сильно надрался? Причем я была третьей женщиной, которая этого удостоилась. Нет смысла упоминать и о том, что я согласилась от отчаяния – после того как Хэмиш разорвал наши отношения по телефону. И тем более о том, что и Питер, и я цеплялись за брак, словно за спасательный круг.

Этот союз призван изменить наши жизни к лучшему. Я и представить себе не могла более жизнерадостного спутника. О нашем великом счастье станут писать поэты – да я и сама напишу об этом.

Медленно двигаясь по проходу к алтарю, я искренне зарделась, а на губах заиграла трепетная улыбка. Питер ухмыльнулся, вздернув подбородок – всегда такой уверенный в себе, – и поманил меня легким движением пальцев.

Почему нас не познакомили раньше? Неужели никому не пришло в голову, какую радость мы способны доставить друг другу?

Иначе просто и быть не может.

Январь 1934 года

Дорогой Ивлин!

Я возненавидела Рим и планирую написать об этом для «Леди», если ты меня не остановишь. Вероятно, героиня моей следующей книги будет призывать к бойкоту этого великого города с его грубыми булыжниками и обилием чеснока и помидоров.

Я все отдала бы за одно из простых блюд Ма и за прогулку по Котсуолдским холмам в своих сапогах.

С любовью,

Нэнси

P. S. Не говори Питеру, как сильно я ненавижу Рим: он совершенно очарован этим городом.

– Позволь мне понести тебя.

Питер выбрался из такси, остановившегося перед нашим новым домом в лондонском пригороде – на Стрэнд-он-зе-Грин, сразу за мостом Кью. Порыв резкого зимнего ветра забрался под меховой воротник моего черного шерстяного пальто.

Питер нагнулся, протягивая мне руку. Я достала кошелек, чтобы заплатить таксисту. Питер снова «забыл» о том, что отвечает за подобные вещи.

– Я могу идти сама, – настаивала я, оттолкнув его руку и расплачиваясь с водителем.

Наш медовый месяц официально закончился. Правда, по моему мнению, он закончился, даже не начавшись. Почти все свадебное путешествие мы пререкались, и мои нервы были на пределе.

– Миссис Родд, – возразил он, – разве не так поступают герои в книгах? Красивый жених переносит невесту через порог.

Вздохнув, я приняла его протянутую руку. Да, Питер умеет сглаживать шероховатости. Может быть, наши разногласия в Риме мне просто померещились?

В общем-то я даже порадовалась тому, что не придется идти. Моя лодыжка все еще болела после того, как каблук застрял между булыжниками итальянской мостовой. Я притворялась, будто все в порядке, когда Питер таскал меня от одной базилики к другой, всю дорогу читая лекции. К тому же я чувствовала себя ослабленной из-за расстройства пищеварения, от которого страдала на протяжении всей поездки.

И тем не менее я – счастливая невеста.

Когда Питер взял меня на руки, я вскрикнула и схватилась за свою шляпку-клош.

– О, постой-ка минутку. Это же наш собственный дом!

Я обхватила мужа за плечи и слегка прижалась к нему.

– Не такой шикарный, как мог бы дать тебе кто-то другой.

Питер не раз подчеркивал во время нашего медового месяца (когда я жаловалась на свои жмущие туфли), что он не Хью Смайли. Тот положил к моим ногам свой шикарный дом и кучу денег, но я трижды ему отказала. Итак, мне снова пришлось утешать Питера, страдающего от приступов ревности.

До чего же это утомительно – быть женой!

– Жизнь с тобой – это все, чего я желаю, – я поцеловала его гладкую щеку, затем обратила взор к небу. Здесь было не так много звезд, как в Риме, и в воздухе пахло снегом.

Я глубоко вздохнула, рассматривая наш уютный коттедж. С завтрашнего дня начнется моя жизнь хозяйки дома.

Роуз-коттедж, наш маленький домик, находился на Стрэнд-он-зе-Грин, в Чизвике. Довольно скромных размеров, из тепло-розового кирпича, с большими окнами, перед которыми разворачивалась великолепная панорама Темзы, коттедж не отличался ни величиной, ни элегантностью, но он принадлежал нам, и это было чудесно!

Мой собственный дом! Ни сестер, ни брата, путающихся под ногами. Никаких Ма и Па, которые вечно учат меня жизни. Я хозяйка этого дома, и мне все равно – будь он даже размером со шляпную картонку.

Открывающийся с порога прелестный вид напоминал мне о деревне с ее розовым садом, окруженным стеной, и нежным плеском воды. Трудно поверить, что на каком-то витке истории этот дом являлся пристанищем контрабандистов и укрывал их от закона. Такие контрасты казались мне весьма забавными.

Всего восемь миль от центра Лондона, с его суетой и вонью. Мы сможем поехать в город, если захотим, – а сможем остаться в этой мирной тишине, спрятанные от глаз вездесущих писак, которые строчили о нас в газетах. Эксцентричность нашей компании почему-то всех очень волновала!

Мы были бы здесь совершенно одни, если бы не несколько соседей: их дома выстроились вдоль берега немного ближе, чем хотелось бы, однако скрывались за стеной сада. Сейчас, на закате, Роуз-коттедж казался даже более уединенным, чем наш загородный дом в Котсуолдсе. Я практически могла притвориться, будто вернулась в Бэтсфорд-Парк – любимый дом моего детства. Жаль, что Па продал его, как и другие наши резиденции, в силу экономической необходимости.

Питер лихо перенес меня через порог, и я задохнулась от счастливого смеха. В те дни, когда муж изводил меня скучными рассказами о римской военной стратегии и прочих подобных вещах, я забыла о его склонности к романтическим жестам.

Холл нашего коттеджа выходил