И на дерзкий побег - Валерий Николаевич Ковалев

— Давай, Миша — передал Артюхов одному из разведчиков бинокль.

Сунув оптику за пазуху, тот ловко полез на ближайшую ель и исчез в кроне. Группа рассредоточилась неподалёку в кустах.

Минут через пятнадцать по дороге пропылила колонна грузовиков с солдатами, впереди — бронетранспортёр. Спустя ещё десять минут в другую сторону пролязгала гусеницами рота «Фердинандов»[23], оставив за собой острый запах выхлопных газов. После этого движение прекратилось.

Распогоживалось. Облака уползли к западу, выглянуло солнце. Над землей поднимались испарения. Тихий до того лес ожил: зачирикали птицы, рядом пробежал ёж, в траве зашуршали муравьи.

— С запада легковой «опель!» — донеслось сверху.

— Приготовиться, — сказал Артюхов.

Разведчики сняли с предохранителей «шмайсеры». Артюхов и Лосев вышли на дорогу. Оправив обмундирование с шейными бляхами «Feldgendarmerie», встали на обочине. Вскоре послышалось жужжание мотора, из-за поворота возник в камуфляжной окраске автомобиль.

— Работаем, — бросил капитану майор, сделав шаг на проезжую часть, и поднял руку: — Aus!

Сбавив ход, машина остановилась. С двух сторон подошли к ней.

— Проверка документов, — сказал Артюхов на немецком высунувшемуся шоферу, вслед за чем грянули два выстрела из «парабеллумов». Он застрелил водителя, Лосев — сидящего рядом унтер-офицера.

В следующую секунду задняя дверца отворилась, наружу выскочил поджарый гауптман[24] с портфелем. Майор уцепил его за плечо и получил сильнейший удар в челюсть. Повалился на спину.

Немец же, набирая скорость, понесся к ельнику, Лосев за ним. Когда уже вбегали в лес, Николай в прыжке саданул рукояткой пистолета по черепу. Фашист упал, юзом пропахав землю. Прибежал один из разведчиков. Заломив руки, потащили фрица к машине.

Заурчал мотор, автомобиль свернул в кусты и исчез меж деревьев.

В чаще леса «опель» бросили, замаскировав еловыми лапами, и порысили вместе с пленником назад. Фриц поначалу упирался, что-то мыча через тряпичный кляп, но получил по морде и стал исправно перебирать ногами.

Через час устроили короткую остановку у встреченного ручья, отдышавшись, попили воды и наполнили фляги. А заодно Лосев допросил гауптмана. Тот оказался офицером связи армейской группировки «Центр». В портфеле имелась карта оборонительных рубежей и несколько засургученных пакетов.

— Да, важная птица, — оценил Артюхов. — Теперь главное, всё доставить по назначению.

Сверившись по своей «трехверстке»[25], двинулись дальше. К вечеру вышли с тыла к немецким позициям напротив штрафного батальона. В кустах сделали привал, подкрепились сухпаем, стали ожидать ночи.

Краски дня постепенно гасли, лес погружался в темноту. Из вражеских окопов в небо изредка влетали ракеты.

Выставив охранение, подремали до двух часов. Затем, по знаку Артюхова, покалывая Гауптмана финкой, подползли к траншее с тыла в районе колючки, где ждал проход. Затаились. До слуха донеслось пиликание губной гармошки.

— Давай, — шепнул на ухо майор лежавшему рядом разведчику.

Тот приподнялся, приложив ко рту ладони, и трижды прокричал кукушкой.

Как только в лесу затихло эхо, на дальнем фланге штрафного батальона заработал станковый пулемет. К нему присоединился другой. В воздухе зашелестели мины и стали рваться в немецких окопах. Огонь усилился, перемещаясь к центру, на той стороне дружно ударили сорокопятки[26].

Немецкая оборона тут же принялась отвечать, всё смешалось в адском вое и грохоте. Под него вплотную подползли к немецкой траншее. Метнув вниз несколько «лимонок», нырнули в громыхнувшие разрывы.

Чуть позже, хрипя и изнемогая, ползли по минному проходу к болоту. Прохлюпав по нему, выбрели к своим окопам. Уже на бруствере пулеметная очередь вдогонку прошила одного разведчика, вместе с пленным втянули его за бруствер.

— Санитара сюда! — прокричал ожидавший там Орешкин и дал в небо зеленую ракету. Огонь на позициях батальона прекратился. Майор с пленным и своими разведчиками тут же уехал в тыл.

Спустя двое суток Лосева вызвали в штаб армии. Там Артюхову и ему вручили ордена «Красной Звезды», разведчикам — медали «За отвагу». Когда же обмывали награды в землянке, куратор поинтересовался:

— Ты случайно не разрядник по бегу?

— Нет, — ответил капитан. — А что?

— Фриц, которого мы взяли, призёр Берлинской олимпиады тридцать шестого года по этому виду спорта.

— Да, — почесал затылок Лосев. — Как же я его догнал?..

…Спустя ещё час, прихватив пленных с мертвым бригаденфюрером и слитки, Артюхов с охраной убыл в Бреслау.

— Бывайте, мужики, — пожал на прощанье офицерам руки. — Кстати, меня переводят в штаб армии. Глядишь, ещё увидимся.

И усевшись в кабину, хлопнул дверцей.

На следующее утро зарядил дождь. После завтрака Лосев, сидя в кабинете, подписывал бумаги. Их стало много больше, как всегда бывает в мирное время. Тут же находился Орешкин.

— Ты что, их рожаешь? — недовольно пробурчал майор. — Уже пальцы затекли.

— Причем тут я? — шмыгнул носом. — Дивизия запрашивает. Раньше было шесть форм, а теперь десять. Писарь не справляется. Помогаю сам.

— Чернильные души, — скривился Лосев, подписав очередную бумагу.

Открылась дверь, появился Каламбет в мокрой плащ-палатке.

— Дежурный передал, тебя вызывает комдив, Николай Иванович, — отряхнув, повесил на крючок.

— Не иначе поощрит, — высказал предположение Орешкин.

— Потом догонит и ещё раз поощрит. Забирай, — отодвинул документы.

— А почему нет? — уселся на стул сбоку заместитель. — Операцию провели тактически грамотно, считай, без потерь. Да ещё прищучили эсэсовского генерала и золотой запас.

— Ладно, поглядим, — встал из-за стола Лосев. Натянул хромовую куртку с фуражкой, взял с сейфа планшетку и покинул кабинет.

Спустившись вниз, миновал дежурного, вышел наружу. Дождь кончился, всё дышало свежестью. На небе из конца в конец висела радуга. У открытого бокса водитель-сержант протирал тряпкой стекло «джипа».

— Заводи, Петрович, едем в штаб дивизии.

— Понял, — водитель уселся за руль. Лосев устроился рядом. Зафырчал мотор, тронулись, покатили к КПП. Солдат поднял шлагбаум, выехали из части, водитель прибавил газу.

— Красивые всё же здесь места, — озирая окрестности, сказал комбат.

— У нас не хуже, — отозвался водитель.

Был он родом с Белгородчины, возрастом за сорок и служил у Лосева автоматчиком ещё в штрафной роте. После реабилитации остался