И на дерзкий побег - Валерий Николаевич Ковалев

Чуть позже они вчетвером сидели за столом в одном из помещений штаба. На нем в кастрюле дымилась рассыпчатая картошка, розовело аккуратно нарезанное сало, рядом лежал хлеб. Тут же стояли две открытых банки «второго фронта»[18], стеклянная четверть местного бимбера[19] и солдатские кружки. Каламбет наполнил их до половины. Все взяли кружки в руки.

— За нас, — поднял свою Артюхов. В неё стукнули остальные, выпили.

— Крепкий, зараза, — выдохнул воздух Орешкин. — Никогда не думал, что такой можно варить из яблок.

Стали закусывать. Поле второй закурили, завязался разговор. Вначале о Бреслау. Взяли его большой кровью и с трудом.

— По-другому не могло быть, — глубоко затянулся Артюхов. — Немцы превратили город в крепость, не хуже Кенигсберга. К тому же на момент штурма пятую армию срочно перебросили на Берлин, а в нашей насчитывалось всего двадцать три с половиной тысячи бойцов. Не хватало артиллерии и танков. Крепостной же гарнизон составлял до сорока пяти тысяч, включая войска СС, горных егерей и парашютистов. Кстати, потерь могло быть много меньше, мы предложили ультиматум. Но комендант Бреслау гауляйтер[20] Карл Ханке его отклонил. Сам же, приказав сражаться до последнего солдата, бежал из города на самолете.

— Сволочь, — жестко сказал Лосев.

— Разрешите вопрос, товарищ подполковник? — скрипнул табуретом Каламбет.

— Валяй, — Артюхов прищурился от дыма.

— После взятия Бреслау ходили слухи, что Жуков предлагал Сталину форсировать Эльбу и вломить американцам. Это правда?

— Слухи, они и есть слухи, — пожал Артюхов плечами. — Мне об этом ничего неизвестно.

— Ладно, — положил локти на стол Лосев. — Будет ли война с Японией?

— Непременно, — утвердительно кивнул подполковник. — В вышестоящих штабах уже идёт работа.

— Так что? Снова в поход? — ткнул в пепельницу сигарету Орешкин.

— Ну, положим не всем, но часть войск перебросят на Дальний Восток.

— Разве тех, что находились там всю войну мало?

— У японцев только Квантунская армия в Маньчжурии насчитывает семьсот тысяч личного состава. А всего более семи миллионов, включая флот.

— Да, махина, — переглянулись остальные. Заместитель снова плеснул в кружки. Выпили.

— А помнишь, как с тобой ходили в разведку? — крякнув, утёр губы представитель штаба.

— Как же, помню, — тряхнул чубом комбат.

Год назад, когда Лосев был капитаном, а Артюхов — майором, тот в приехал в батальон с тремя своими ребятами. Готовилось очередное наступление, нужен был осведомленный язык, но взять такого не получалось. Дивизионная разведка притащила двух — ефрейтора и фельдфебеля, но они обладали информаций только в пределах своих частей.

Командующий армией учинил разнос начальнику штаба, тот — ниже по инстанции. В конечном итоге начальник разведки вызвал к себе Артюхова (тот курировал спецоперации) и приказал взять языка лично.

— Не можешь организовать фрицевского офицера, иди сам! И без него не возвращайся. Отдам под трибунал!

— Вот такие, брат, дела, — сказал Артюхов Лосеву в его землянке.

На стене горел карбидный фонарь, в углу у полевого аппарата дремал телефонист.

— Дай мне твоего грузина. Он башковитый малый.

Грузин, он же лейтенант Куртадзе, командовал разведвзводом и бывал с ним в поисках.

— Не могу, — вздохнул Лосев. — Он третий день в санбате. Малярия.

— Чёрт! — выругался куратор. — Незадача.

— Слушай. А давай с тобой пойду я? — подался к майору.

Тот знал, что комбат «по-тихому» не раз бывал за линией фронта. И, как правило, ему сопутствовала удача. Делал это Лосев в интересах штрафников, представляя тех к досрочной реабилитации или наградам.

— А за себя кого оставишь?

— Каламбета. Если что, прикроет.

— Ладно. Тогда слушай.

Достал из планшетки карту и карандаш. Развернул карту на ящике, заменявшем стол.

— Вот тут у тебя перед окопами болото, — обвёл нужное место карандашом. — Так?

— Так.

— Пройти можно?

— Вполне. Ребята на днях лазали. Обмелело.

— За ним лес с немецкими позициями, — провел линию. — Насколько плотные?

— Вот тут, тут и тут — огневые точки, — показал пальцем Лосев. — Между ними одна линия окопов. Перед ней колючка. Судя по наблюдениям, на ночь немцы уходят в блиндажи, на точках дежурят пулемётчики.

— А как насчет мин?

— Есть. Пару дней назад перед их позициями пробегал заяц. Подорвался.

— Диспозиция ясна, — пробормотал куратор. — Теперь излагаю план. Вот тут, за лесом, в пяти километрах рокада[21], — снова провел карандашом линию. — А в этом месте изгиб, — поставил точку. — Ночью по-тихому форсируем болото и минное поле. Для него выделишь двух саперов. Затем перебираемся через окопы и в лес. Оттуда к извилине дороги. Там устраиваем засаду. Ну как? Уразумел, — взглянул на капитана.

— Уразумел, — кивнул Лосев. — Есть предложение в части возвращения.

— Излагай.

— Когда пойдем обратно, нужно отвлечь фрицев огневой поддержкой батальона. Только надо согласовать время. Можно пригласить заместителя с начштабом?

— Валяй.

Через пять минут в землянке сидели Каламбет с Орешкиным. Их ввели в курс дела и дали ценные указания.

— Будет сделано, — заверили оба.

С наступлением темноты разведгруппа, экипированная в полевую форму фельджандармов, привезенную с собой Артюховым, перевалила бруствер на левом фланге и поползла к болоту. Там их уже ждала пара саперов в маскхалатах. Ночь выдалась темной, небо затянули тучи, накрапывал дождь. Изредка над немецкой обороной в двухстах метрах впереди взлетали ракеты, освещая всё мертвенным светом. Лопаясь в вышине, гасли.

Болото действительно изрядно обмелело. Перебрались удачно, поползли дальше.

Действуя короткими щупами, саперы проделали проход в минном поле, сняли семь «лягушек»[22]. Переждав очередную серию ракет, вырезали в проволоке проход, удерживая концы. Группа исчезла за ограждением.

Через несколько минут справа донесся немецкий говор, приняли левее. У кромки вражеской траншеи ползший первым Артюхов прислушался (внизу было тихо) и махнул рукой. Тенями скользнули туда, вниз, потом наверх. Исчезли во мраке.

Лес встретил шумом дождя в кронах, углубились в чащу. Там с Лосевым, накрывшись плащ-палаткой, в свете фонарика сверились с картой. Выбрав направление, повели группу дальше.

На рассвете вышли к рокаде с примыкавшим к ней лесом,