Молот шотландцев - Виктория Холт

Губернатором Эйра был лорд Перси, и он стремился напоминать шотландцам, кто здесь хозяин. Его английские солдаты были повсюду в городе и с большим удовольствием демонстрировали шотландцам свое превосходство. Они любили вызывать их на состязания в силе, в которых было благоразумнее позволять им побеждать.

Однажды, прогуливаясь по улицам, Уильям наткнулся на небольшую группу людей, наблюдавших за человеком исполинского роста, который, раздевшись до пояса, играл могучими руками и бугристыми мышцами.

Он привлекал внимание к своему великолепному телосложению. Он англичанин, кричал он. В Англии много таких, как он. Найдется ли хоть один шотландец, что сможет с ним сравниться? Если да, пусть выйдет вперед.

— Пусть двое из вас выйдут, и я покажу вам, как могу поднять двоих одновременно. Выходите. Выходите. Что, боитесь?

Он схватил двух зевак-юношей и, оторвав их от земли, швырнул так, что они ударились о грубую стену. Толпа заискивающе хихикала, а двое молодых людей, поднявшись, в синяках и ссадинах, поспешили как можно скорее ретироваться.

— Храбрые шотландцы! — вскричал великан. — Стоите и рты разинули. Никто больше не бросит мне вызов? Тогда смотрите, я сам брошу вам вызов. Вот большой шест. Дайте мне грот, и за это вы получите привилегию нанести мне один удар по голой спине. Вы увидите, для меня это будет все равно что муха села. Ну же, ты…

Он выбрал из толпы молодого человека, который, смутившись, достал свой грот. Великан взял его, рассмотрел, кивнул и сунул шест в дрожащие руки шотландца. Толпа глазела, пока шотландец наносил удар. Великан повернул голову.

— Ты меня ударил? Да благослови тебя Господь, мой маленький шотландский паренек, я и не заметил. Подумал, легкий ветерок коснулся, не более того.

Толпа рассмеялась, и сконфуженный шотландец ретировался, лишившись и грота, и достоинства.

Уильям, наблюдая за этим, почувствовал, как у него зачесались кулаки. Он оценил великана. Сильный человек, да, но он сам был не слабее. Великан был высок, но и Уильям был ему ровня, при этом менее мясист, а значит, проворнее. Клянусь Богом, стоило отдать грот, чтобы нанести ему удар, который он будет помнить долгие месяцы.

Он шагнул вперед.

— А, — вскричал великан, — вот еще один храбрый шотландец.

— Вот грот. Давай шест, — ответил Уильям.

— Конечно, конечно, мой милый господин. Вот шест. Ну же, я готов.

Уильям поднял шест; вложив в удар всю свою силу, он опустил его на спину великана. Раздался хруст; великан пошатнулся и рухнул ничком. Хребет его был сломан.

Раздался возглас ужаса. Наблюдавшие солдаты бросились к своему бойцу. Уильяма тотчас окружили.

— Клянусь Богом, он мертв, — сказал кто-то. Они набросились на Уильяма. — Ты убил его.

— В честном бою, — ответил Уильям.

— Ты… шотландец!

— А ты… англичанин.

Это был сигнал. Они ринулись было схватить Уильяма, но он их опередил. Шестом, что был у него в руках, он сбил с ног двоих, а затем, отбросив его, выхватил из-за пояса кинжал. Вскоре пятеро из них уже лежали на булыжниках… мертвые.

Он знал, что нужно уходить. Найти свою лошадь, скакать как одержимый и убраться как можно дальше от этих разъяренных людей.

Но он не мог. Толпа была слишком плотной. Его окружили. Все хотели взглянуть на человека, убившего великана.

Он развернулся, чтобы драться, но англичан было слишком много. Он лягнул ногой, и один из них, скорчившись от боли, отшатнулся, но на его место тут же встал другой.

Его схватили и поволокли прочь.

— В тюрьму! — скандировали они. — Бросить его в тюрьму!

Ему повезло, что они не знали, кто он такой, иначе ему бы уготовили жестокий конец. А так он был просто шотландцем, который принял вызов, убил вызвавшего, а затем прикончил еще нескольких в завязавшейся драке. Подобные кровавые стычки, заканчивавшиеся смертью, были делом обычным. Но он убил англичан, а сам был шотландцем, и за это его следовало бросить в тюрьму, пока не решат, что с ним делать.

Старая тюрьма в Эйре была смрадным местом. Камера его была так мала, что он, человек высокий, не мог в ней выпрямиться во весь рост. Света в ней не было, и он, привыкший к свежему воздуху, с трудом переносил его отсутствие. Он едва мог пошевелиться; зловоние сводило с ума; из щелей вылезали крысы и наблюдали за ним. Во тьме он видел их желтые глаза. Он знал, что они ждут, пока он ослабеет настолько, что не сможет с ними бороться, и тогда они нападут.

Он был в отчаянии. Его светлая мечта развеялась; ее смела уличная потасовка. Какой же он был дурак. Не следовало ему бросать вызов великану; не следовало терять голову и убивать тех англичан. Ему стоило усвоить урок после истории с сыном Селби.

Он никогда не мог обуздать свою ярость. Он слишком глубоко чувствовал унижение своих соотечественников. Именно из-за этого пыла он и поклялся посвятить свою жизнь делу своей страны; и из-за него же он оказался здесь… в этой страшной тюрьме. И как ему было отсюда выбраться? Раз в день сквозь решетку ему просовывали еду. Всегда протухшую селедку, соленую из бочки… несъедобную ни для кого, кроме умирающего с голоду; и с ней немного воды… ровно столько, чтобы он не умер. Если бы не это, он бы подумал, что о нем забыли.

Поначалу он пытался придумать способ побега. Он колотил кулаками по каменным стенам, пока не сбил их в кровь; он пытался отогнуть железные прутья двери, но даже его сила не могла их поколебать. Затем на диете из вонючей селедки и воды силы начали покидать его, и на него нашло отчаяние.

«Вот и конец, — думал он. — Значит, это все».

Однажды, когда он так лежал, дверь открылась, и фонарь осветил его лицо. Он услышал два голоса.

— Долго не протянет, — сказал один.

— Дадим ему еще денек, — ответил другой.

Свет погас. Он лежал. Он пытался понять, что они имели в виду, но был слишком слаб. Позже он очнулся. Значит, он умирает. Вот что они имели в виду. Они вытащат его из этого ада… когда он будет мертв, а он ничего так не желал, как покинуть это место.

Голова его кружилась, он едва соображал, где находится, но