Расколотая корона - Виктория Холт

Он представил себя во главе огромных столов в своих замках. Будут песни и смех; он будет услаждать своих подданных турнирами, которые сам же и придумает. Он видел, как выезжает на арену, и дамы улыбаются ему с помоста. Все будут соперничать за его благосклонность. Маргарита будет им гордиться. Он будет носить ее цвета.

Вот как надо править. Вот чего хотели провансальцы. Ричард их не понимал.

Какая же великая удача, что Ричарда так ненавидят.

Когда он достиг границ Аквитании, его уже ждали многие дворяне со своими вассалами.

У него будет великая армия. Он не может проиграть.

«Что ж, Ричард, — сказал он себе, — ты не захотел принести мне клятву верности. Я могу обойтись без твоей клятвы. Я просто возьму то, что ты не хочешь отдать».

***

Когда король услышал, что происходит в Аквитании, его охватила тревога.

Братья воюют друг против друга! Это путь к катастрофе.

«Каких же людей мы породили, Алиенора и я? — спрашивал он себя. — Почему сыновья, рожденные от других женщин, были добрыми и верными мне подданными? Быть может, как говорила Алиенора, потому что у них не было прав и все блага они получали от меня, тогда как рожденные в браке верили, что все мое по праву принадлежит им? Или потому, что мой союз с Алиенорой с самого начала был обречен?»

О его предках ходили слухи. Говорили, что один из графов Анжуйских, охотясь в лесу, встретил женщину такой красоты, что был пленен ею и женился на ней. Ее красота была такова, что все дивились ей; однако она неохотно входила в церковь и всегда уходила до освящения Даров. Это озадачивало ее мужа, и однажды, через несколько лет после их свадьбы, как раз когда она собиралась покинуть церковь, он схватил ее за плащ и не отпускал.

Внезапно, как говорили, она взмыла вверх, держа за руки двоих своих детей. Она исчезла, оставив своего растерянного мужа с плащом в руках. Говорили, что она была ведьмой и слугой дьявола. Хотя она забрала с собой двоих детей, двоих она оставила, и один из них стал следующим графом Анжуйским.

Эта легенда жила, и из-за нее многие говорили, что в крови анжуйских графов есть дьявольская жилка.

«Правда ли это? — гадал Генрих. — Передалось ли это через меня? Не это ли во мне заставило меня соблазнить невесту моего сына? Не это ли заставляет моих сыновей воевать друг с другом и со своим отцом?»

«Нет, — сказал он себе, — свой нрав они унаследовали от матери».

Что его грех с Алисой по сравнению с кровосмесительной связью Алиеноры с дядей?

И чего можно было ожидать от потомства двух таких людей, как он сам и Алиенора?

Но он должен был прекратить эти мрачные раздумья. Предстояла работа. Он со всей поспешностью отправится в Лимож, где расположился лагерем Генрих, и немедля положит конец этой попытке братоубийства.

***

По дороге он встретил Ричарда, который приветствовал его приезд.

С отцом на своей стороне против братьев он не мог не победить.

— Это меня глубоко огорчает, — сказал король. — Неужели ничто из сказанного мной не имеет для вас никакого значения?

— Вы всегда благоволили Генриху, — упрекнул его Ричард. — А он обманывал вас на каждом шагу и ясно показал, что неспособен править.

— Он мой старший сын, и вы все бросили мне вызов. Мои сыновья — горькое разочарование для меня… кроме Иоанна.

— Иоанн еще слишком юн, чтобы иметь собственное мнение, — ответил Ричард.

— Я верю в его привязанность.

Король решил, что ему придется вести переговоры с Генрихом, который находился в Лиможе.

— Я сопровожу вас, — сказал Ричард, — и мы возьмем с собой отряд воинов.

— Нет, — сказал король. — Пусть знают, что я пришел говорить миром. Они узнают меня, и вреда не будет.

— Я им не доверяю, — сказал Ричард.

— Ты останешься здесь, пока я поеду к городу, и я возьму с собой лишь небольшой отряд рыцарей.

— Мне это не нравится, — ответил Ричард.

— Сын мой, тебе придется усвоить, что я поступаю так, как считаю нужным.

Пока он ехал вперед, он думал: «О, Генрих, сын мой, почему ты не можешь быть тем ласковым мальчиком, каким был в детской, до того как твоя мать изменила тебя? Почему твое честолюбие должно было лишить тебя чувства чести? Как я могу дать тебе то, что ты просишь? Я должен править. Я опытен в делах правителей. Ты не понимаешь. Править — это не значит наслаждаться жизнью в удовольствиях. Те крохи удовольствий, что были у меня, я урывал между набегами здесь, карательными походами там и всеми заботами, что осаждают короля с его обширными владениями. Если бы ты понимал, ты радовался бы, что я здесь, чтобы править, а ты — чтобы учиться у меня, дабы со временем ты мог удержать свое королевство в своих руках».

Они приближались к городу. Он ехал во главе отряда. Над ним развевался его стяг, провозглашая его королем Англии, владыкой их всех.

Внезапно в воздух взметнулся рой стрел. Один из его людей крикнул:

— Король едет!

Еще один залп стрел. Одна пронзила плащ короля.

— Милорд, — сказал его знаменосец, — они знают, кто вы, и пытаются вас убить. Мы не готовы отразить их атаку.

— Ты прав, — сказал король. — Мы повернем назад.

Он вытащил стрелу из плаща.

И посмотрел на нее. Она с такой же легкостью могла пронзить его сердце. И ее послали люди Генриха.

Вернувшись в лагерь, он рассказал Ричарду о случившемся.

Холодное лицо Ричарда не выразило страха за то, что могло произойти; в нем было лишь презрение к безрассудству отца. Разве он не предупреждал его? Зачем он продолжает доверять своему старшему сыну, когда тот раз за разом доказывал, что он — ветреная натура, способная предать и отца, и брата?

Генрих сидел в раздумьях, а перед ним лежала стрела.

«Мой сын желает мне смерти. Он так жаждет моей короны, что готов ускорить мой конец, чтобы заполучить ее». В сердце его была печаль, и больше чем когда-либо он тосковал по любви своей семьи.

Пока он сидел, погруженный в свои мысли, вошел гонец и доложил, что его сын Генрих снаружи и просит принять его.

— Пошли его ко