Зажги свечу - Мейв Бинчи

в Дублин, переживала, что ты сильно изменилась, но ты все такая же. Только похудела. Это мода такая или в стране дефицит всего? – Она в восхищении потрепала подругу по плоскому животу. – У тебя тут совсем ничего нет! В Килгаррете таких называют тощими как жердь. Я прямо умираю от зависти!

– О, там больше, чем ты думаешь! – Элизабет не смогла удержаться от хихиканья, заразив им Эшлинг, которая тоже засмеялась, сама не зная почему.

Они стояли под большой аркой Юстона, не замечая, как прохожие восхищенно и заинтересованно взирали на блондинку и рыжую, которые вытирали слезы, вцепившись друг в друга, и хохотали подозрительно истерическим смехом.

* * *

С самого начала Эшлинг нашла подход к отцу подруги. Элизабет не могла поверить, как легко Эшлинг удавалось с ним ладить. Отца известие о приезде гостьи не заинтересовало, он только помог перенести коробки и деревяшки из свободной комнаты в сарайчик в саду. Элизабет хорошенько постаралась, чтобы гостевая спальня выглядела красиво: поставила в вазу цветы и даже купила зеркало в антикварном магазине.

– Скидка для сотрудников, – уменьшив цену вполовину, сказал Джонни.

– Эй, ты чего, мы же не будем обманывать мистера Ворски…

– Ну когда уже хоть кто-нибудь осознает, что теперь на вывеске написано «Ворски и Стоун»! Я здесь деловой партнер, деточка, мне доверяют и меня любят. Если я отдаю товар тебе задешево, то сам себя обманываю.

– Мистер Стоун, я здесь работаю и не хочу, чтобы предприятие, которым я горжусь, вылетело в трубу…

Они засмеялись. На этой неделе Джонни был великолепен. Он расстроился, когда узнал, что они не смогут встречаться, потому что Элизабет занята подготовкой к приезду подруги, но не обиделся.

– А эта твоя ирландочка, она хорошенькая? – спросил он.

– Когда-то была просто красавица. Думаю, мне стоит держать ее подальше от тебя.

– Возможно, она захочет, чтобы какой-нибудь молодой человек показал ей достопримечательности Лондона, – поддразнил Джонни.

– Возможно, хотя вряд ли. На ней хочет жениться самый видный жених в городе. Она приезжает сюда, чтобы поразмыслить над предложением.

– Жениться? Зачем ей выходить замуж в таком возрасте? Вы ведь одногодки!

– Да уж, дурацкая идея, – согласилась Элизабет, прилагая почти физическое усилие, чтобы голос звучал жизнерадостно. – Может быть, она передумает, когда увидит прелести Лондона.

Эшлинг пришла в восторг при виде комнаты, цветов, красивого зеркала. Она удивлялась всему: красным автобусам, красным почтовым ящикам в виде тумбы, аккуратным садикам, бесконечным рядам домов. Невозможно поверить, что в одном месте могут жить столько людей!

Подруги пили чай на кухне, когда пришел отец. Эшлинг сразу же пошла в наступление.

– Вы никак не выглядите на пятьдесят лет, мистер Уайт! – заявила она, не дожидаясь формальных представлений.

– Ну… гм… добрый вечер… я… в самом деле…

– Папа, это Эшлинг, – сказала Элизабет, хотя и так все было понятно.

– Я думаю, тут какая-то ошибка, мистер Уайт. Моему папане пятьдесят один, и он выглядит на десять или даже на пятнадцать лет старше вас! Вот честное слово, я не вру!

Элизабет подумала, что отец шарахнется от подобной фамильярности, однако, к ее удивлению, он чуть ли не напыжился от гордости:

– Я уверен, что ваш папа…

– У меня нет его фотографии, так что я не смогу вам это доказать. Пожалуйста, проходите, мистер Уайт, садитесь. Вы, должно быть, устали после работы. Англия такая удивительная страна!

Пряча улыбку, Элизабет налила отцу чашку чая.

– Что же в ней удивительного? – спросил он.

Счастливая Эшлинг затараторила, рассказывая про все увиденные из поезда чудеса: огромные города, большие заводские трубы, бесконечные поля. В Ирландии никто не знал, что в Англии есть сельская местность, все думали, что тут сплошные города.

Эшлинг вскочила и развернула привезенную еду, отмахнувшись от переживаний мистера Уайта по поводу прохождения таможни:

– Видите, на коробке написано «обеденный сервиз». Масло не растаяло, курица не пропала, бекон мы положили в кладовку.

– Но как же нам возместить стоимость… – начал отец.

Элизабет заскрипела зубами от ярости. От отца ничего другого ожидать не приходится. Он не понимает дружбу, щедрость и подарки, непременно подумает, что за такое нужно заплатить. Однако Эшлинг ничуть не обиделась:

– Ничего не надо! Это гостинцы от мамани и папани. Конечно, есть шанс, что я начну серьезно торговать на черном рынке, раз уж оказалось так просто все провезти, тогда и поговорим об оплате. – Она откинула голову назад и расхохоталась; Элизабет подумала, что подруга выглядит живой и яркой, словно цветная картинка на черно-белом фоне. – Итак, мистер Уайт, как мы будем праздновать ваш день рождения? Именно за этим я и приехала.

Отец посмотрел на нее в испуге:

– Нет, но…

Эшлинг увидела тревогу на лице Элизабет.

– Господи, да я пошутила! Просто так совпало, что, когда я захотела приехать проведать Элизабет… – Она посмотрела на Элизабет, и та энергично закивала. – Когда я спросила, можно ли приехать… я услышала, что у вас как раз день рождения.

Лицо отца прояснилось.

– О, что за глупости в моем возрасте…

– Вовсе нет! Когда папане исполнилось пятьдесят, мы устроили грандиозную вечеринку, а мамане будет пятьдесят в следующем году, и мы отпразднуем ее юбилей с еще большим размахом.

– А что вы делали на юбилей вашего папы? – спросил ошарашенный отец, и Элизабет захлестнула волна жалости к нему: он словно одинокий ребенок.

Эшлинг ничего такого не заметила. Она склонилась через стол, продолжая болтать, словно знала его всю жизнь:

– Дело было в четверг, поэтому мы пошли к Махерам. Представляешь, Элизабет, мы все так же туда ходим, и они часто спрашивают о тебе. Это паб…

– Вы всей семьей пошли в пивную?

– Ну да, мы всегда туда ходим.

– Папа, в Ирландии пабы не такие, как здесь. Они наполовину трактир, а наполовину – лавка. В одном конце продают продукты, а в другом – наливают.

– Ну надо же! – удивился отец. – Про такие вещи ты мне никогда не говорила.

Эшлинг рассказала, как тем вечером Пегги четыре раза приходила к Махерам и сообщала, что обед скоро превратится в угольки, но папаня отказывался идти домой, поскольку все хотели купить ему выпивку, чтобы отпраздновать юбилей Шона О’Коннора. В конце концов маманя забрала Донала и Ниам и уложила их спать, а в одиннадцать вечера они проснулись, когда папаня и Имон заявились домой, распевая песни во всю глотку, и маманя сказала, что больше ни за что не согласится на такую глупость, как обед поздно вечером, словно в благородных семействах, ибо ничего хорошего из этого не выходит.

Элизабет боялась, что отец презрительно сморщится от подобной истории, но он