Жена комиссара - Светлана Шахова

на сутки в наряде. А ещё говорил, что Григорий тоже будет занят. Значит, везти нас некому.

– Ничего страшного. Сами доберёмся. Выберем инструмент, а позже его доставят, всё равно легковушка для этого мала.

День складывался чудесно, Елизавета пребывала в приподнятом настроении. В Торговом доме, держа дочерей за руки, она старалась не отставать от Лидии Ивановны.

Вошли в магазин музыкальных инструментов. Учительница без колебаний направилась к благородно-коричневого цвета фортепиано, на открытой крышке которого золотом светились иероглифы. Присела на крутящийся стул. Лёгкими прикосновениями извлекла несколько нот и понеслась пассажами по всей клавиатуре, наполняя помещение волнующими звуками, притягивая внимание мельтешащих поблизости людей.

Закончив играть, она заговорила с продавцом по-китайски. Тот отвечал, непрестанно мелко кивая. Наконец обратилась к Елизавете:

– «Шанхай» – отличная марка. Слышали, какие краски дают обертоны? А какой полёт звука? Советую взять. Лучше вряд ли найдём.

Елизавета согласилась без уговоров. Изрядно утомлённая делами и приятными переживаниями, она даже обрадовалась, что поиски инструмента не затянулись. К тому же Лидия Ивановна помогла с оплатой, договорилась о доставке, и совсем скоро с её помощью Елизавета с дочерьми оказалась дома.

К лёгкому удивлению красная ковровая дорожка, бегущая по всей длине прохода вдоль витражной стены, показалась непривычно затоптанной. Но, захваченная успехами дня, Елизавета не придала значения беспорядку.

– Ой, – пискнула Арина, запнувшись за торчащий кверху угол и едва удержавшись от падения.

Надя подхватила сестру, потом что-то подняла с пола. Елизавета поправила сбившуюся дорожку и зашагала по лестнице следом за дочерями.

– Наденька, что ты там нашла?

Старшая обернулась.

– Да ничего особенного. Вот, – протянула на открытой ладони блестящий болтик. – Надо?

– Хм-м, интересно, откуда он выкатился? Ну, мне точно незачем. Папе отдашь, вдруг пригодится…

Сына дома не оказалось. Рядом с грязной тарелкой, свидетельствовавшей, что тот поужинал, лежал клочок бумаги с сообщением: «Мама, я ушёл к Максиму».

Елизавета поставила разогревать рисовый суп.

«Надо было заглянуть к Марии, поделиться радостью… Хотя нет, пусть сначала пианино привезут, тогда и расскажу», – подумала она и вдруг озадачилась тишиной – обычно в это время снизу доносилась музыка.

Закипевший суп перебил мелькнувшую мысль. Елизавета быстро собрала на стол. С детьми есть не стала, решила дождаться мужа. Тот вот-вот должен был освободиться из наряда.

Надя убрала грязную посуду, отправилась учить уроки. Арина – играть в куклы. Заслышав рокот автомобиля, Елизавета поспешила встречать Павла, представляя, как тот приятно удивится красочному рассказу о сегодняшних событиях.

Однако вид подполковника показался озабоченным. Сняв шинель и фуражку, он обнял Елизавету, приложился губами к щеке и молча прошёл в гостиную. Усевшись на диван, спокойно сказал:

– Лиза, надо серьёзно поговорить.

От тревожных интонаций Елизавету прошило током. Она не представляла, о чём пойдёт речь, но, муж задумчиво молчал, а спросить не решалась.

– Так вот, – наконец продолжил он, – буду говорить сразу и начистоту: я не верю, тому, что услышал, но хочу, чтобы ты, Лиза, лично опровергла или подтвердила информацию.

От напряжения у Елизаветы пересохло в горле. Она часто заморгала, желая освободиться от мелькающих перед глазами чёрных точек.

Подполковник перешёл к сути:

– Сегодня консула с дочерью отправляли в Японию. Григорий входил в группу сопровождения и помогал грузить вещи. В какой-то момент он оказался наедине с Марией, и та наговорила немыслимых, скверных вещей. Сначала, что ты выпытывала у неё информацию об отце. Потом, что морально издевалась, пыталась выжить их из комнат. А ещё… даже не знаю, как сказать… Вымогала деньги, вещи, украшения…

– Павел… Ты что такое говоришь? – одними губами пролепетала Елизавета.

Но уже в следующее мгновение, почувствовав вскипающую внутри ярость, встала с кресла, вытянулась во весь рост.

– Я издевалась? Я вымогала? – голос всё больше обретал твёрдость. – Я, которая три с половиной года, жила под прицелом фашистов, но не пряталась от людей, а помогала каждому, чем могла?! – она перешла на крик. – Я, которая последнюю корку хлеба отдавала голодному, – вымогала?!

– Лиза! Лиза! Успокойся… Я не сомневался…

Но Елизавету несло.

– Ах, паршивка! Да я о ней заботилась, как о родной! И утешить пыталась, и подбодрить – человек всё-таки, да ещё отец смертельно больной. Пригрела змею на груди! Не зря люди говорят: «Добра не сделаешь – врага не наживёшь»… Как же мне всё здесь опостылело! Тошнит от всего: от лживых узких глазёнок, от иероглифов, плакатов с вождями, от малюсеньких ножек, скованных колодками. Красота напоказ, а в жизни – разруха, грязь, нищие бросаются на шею, копеечку просят… Не могу больше! Быстрее бы домой, на родину!.. – вдруг она осеклась, застыла на мгновение, бросилась в прихожую.

– Ты куда? – окликнул Павел, спеша следом.

Елизавета остановилась у гардероба. Поднялась на цыпочки, пытаясь заглянуть на полку. Потянулась рукой. Из-за кучи шапок и шарфов выдернула коробку. Опустив упаковку на пол, разодрала обёрточную бумагу. Отогнула верхние створки.

– Что это значит? – тихо проговорил подполковник, переведя недоумённый взгляд с жены на изящные донышки фигурных бокалов, уставившихся пустыми «глазницами» из шести ячеек.

Кровь ударила Елизавете в лицо, тело заполыхало изнутри.

– Вот, полюбуйся! – прошипела она. – Японка пыталась всучить мне это. Разумеется, я отказалась. Так она подослала прислугу. Знала, что не смогу её выставить. Я-то, наивная, хотела обойтись по-человечески: угостить и отправить с Богом вместе с «подарочком», но мерзавка оставила коробку и сбежала. Надо было бы сразу отнести назад, а тут Гриша пришёл… Я закрутилась, совсем забыла…

Она выхватила из коробки два бокала. Размахнувшись, со злостью грохнула о пол. Тончайший фарфор с изысканной росписью по выпуклым бочкам разлетелся на куски.

– Так вот для чего была твоя подачка, гадина?! – крикнула Елизавета в порыве гнева; схватила два других бокала и швырнула к ногам ещё резче. – Пропади ты пропадом, гнусная тварь!

Потянулась за последними.

– Лиза, остановись! – подполковник схватил за талию со спины, оттащил на шаг, повернул к себе лицом, крепко обнял.

Мелко дрожа, она уткнулась в плечо мужа, прерывисто задышала и зарыдала в голос.

– Милая, не плачь, – ласково заговорил Павел. – Я прекрасно понимаю – это чистая провокация… Не зря предупреждал тебя, что японцы – хитрые и коварные враги. Их война проиграна, так напоследок стараются хоть чем-то досадить… А ты… В первый раз вижу тебя такой разъярённой…

Елизавета, всхлипывая, запричитала:

– К…ак же мне те…еперь соседям на гл…аза-то показаться? Ст…ыд-то какой… А Надя? Он…а же в школе председатель совета отр…яда… Теперь её исклю…чат.

– Об этом даже не беспокойся. Кроме Гриши, Мария никому ничего не говорила. Понимала, что всё это пустые слова. Если бы стали разбираться, с неё потребовали бы доказательства, а их нет. Сама бы