Королевские сестры - Виктория Холт

— Некоторые из друзей старого короля все еще поддерживают с ним связь.

Холодный ум Мальборо быстро взвешивал возможности. В этом деле замешаны такие люди, как Годольфин. Значит, у него были хорошие шансы на успех.

— Я часто чувствовал раскаяние, — сказал он, — из-за того, как я поступил.

— Яков был бы готов простить, если бы прощения попросили.

Они помолчали. Годольфин ждал, когда заговорит Мальборо, и когда тот заговорил, он сказал то, что от него и ожидали.

***

Политика Мальборо всегда заключалась в том, что куда бы они ни шли, принцесса Анна должна следовать за ними, ибо их судьбы были неразрывно связаны с ее.

Мальборо писал Якову, прося прощения за свою роль, намекая, что готов будет свергнуть режим, который помог установить, и уверяя Якова, что убедит его дочь Анну в том, что она была непочтительной дочерью.

Задача убеждения, конечно, легла на Сару, и Сара выполнила ее быстро. Когда у Сары был конкретный проект, она была счастлива, а это был план не по возвращению Якова, а лишь по свержению Вильгельма и Марии. Католический монарх им был не нужен, поэтому, когда голландец будет устранен, а с ним и его жена, ибо она не будет править без него, наступит очередь Анны.

Когда Сара пришла в покои своей госпожи, карты были уже разложены. Сара нетерпеливо сидела, барабаня пальцами по столу.

Она уже говорила с Анной и была уверена, что принцесса теперь готова. Она ненавидела Вильгельма, не любила Марию и была готова пожалеть, что не была лучшей дочерью. Как только она изложит свои намерения на бумаге, дело будет решено.

Карты! — с нетерпением подумала Сара. — Какое пустое занятие, когда вокруг кипит настоящая жизнь! Не то чтобы Сара не любила карточную игру. Это было ее любимое развлечение, ибо к книгам у нее никогда не хватало терпения. «Прошу, не говорите мне о книгах, — была ее излюбленная фраза. — Я знаю только мужчин и карты». Ей и в голову не приходило, что, загляни она в книги, то могла бы извлечь бесценные уроки; она могла бы увидеть себя в отношениях с другими, но Сара на это была неспособна — в этом и заключался ее главный недостаток. Она видела себя лишь великаном в мире пигмеев, и, как часто опасался Джон, это могло стать причиной ее падения.

Она играла с небрежной отрешенностью, которая не ускользнула от леди Фицхардинг, успевшей очень хорошо узнать Сару. Когда она играла так, ее мысли были заняты другим, и было ясно, что она хочет остаться наедине с принцессой Анной.

Сара крупно проиграла и, что было необычно, никого не обвинила; и очень скоро она ухитрилась остаться с Анной наедине.

В таких случаях Барбара всегда старалась быть в курсе того, что происходит между Анной и Сарой. Она была обязана этим Элизабет.

— О, эти утомительные женщины! — воскликнула Сара своим звонким голосом. — Я думала, игра никогда не кончится.

— Игра была хороша, а вы, моя дорогая миссис Фримен, играли очень плохо.

— Знаю. Мои мысли были заняты более важными делами.

— О? — сказала Анна, и глаза ее заблестели. — Объясните же.

— Есть вести от вашего отца. Он в восторге, что вы теперь с теми, кто готов выказать ему дружбу.

— Мой бедный отец. Знаете, миссис Фримен, меня преследует тот день с самой коронации. То письмо! Быть проклятой собственным отцом. И все младенцы, которых я потеряла. И мой маленький Глостер… иногда у меня сердце замирает, когда я смотрю на него. Он такой умный мальчик, такой живой, такой блестящий… о, но, дорогая миссис Фримен, такой хрупкий.

— Знаю, знаю. Если бы вы получили прощение отца, все стало бы лучше, ибо нехорошо, когда между отцом и дочерью вражда.

— Что же мне делать, миссис Фримен?

— Что ж, я полагаю, что если бы вы написали ему письмо и сказали, как вам жаль, он был бы готов и рад забыть прошлое и снова стать друзьями.

— Как бы я этого хотела.

— Мы напишем это письмо и посмотрим, что будет. Вреда от этого не будет. А теперь… перо, бумага и за работу.

Сара засуетилась по покоям, разложила письменные принадлежности и помогла Анне сесть за стол.

— Итак… что вы думаете? Что-нибудь вроде этого: «Я давно искала безопасной возможности, дабы принести вам свои искренние и смиренные заверения в дочернем долге и покорности; и умолять вас поверить, что я искренне сокрушаюсь о несчастьях, выпавших на вашу долю, и осознаю, как и подобает, собственное горе…»

— Это чудесно.

— Что ж, записывайте.

Анна повиновалась.

Сара продолжала:

— «Что же до моего участия в этом, в чем вы можете меня упрекнуть, то, если бы желания могли вернуть прошлое, я бы давно искупила свою вину…»

Сара продолжала диктовать, Анна продолжала писать, а в смежной комнате ухо Барбары Фицхардинг прильнуло к замочной скважине, чтобы не упустить ни слова.

***

Элизабет Вильерс уложила Вильгельма на свою кровать отдохнуть, ибо сказала, что, приходя к ней, он должен хоть ненадолго забывать о своих бедах.

Она улыбнулась ему сверху вниз, и он с нежностью посмотрел на нее — на лицо, которое так многие не ценили, на эту пленительную косинку в глазах, которая и полюбилась ему с самого начала, и на ясный, живой ум, который она посвятила его интересам. Ему повезло с любовницей так же, как и с друзьями-мужчинами. Он был человеком, которого любили немногие, но эти немногие дарили ему беззаветную преданность.

Жена, любовница и друг. Он мог положиться на них всех, хотя, возможно, не на жену, ибо, при всей ее кротости, ее высокое положение и власть, которой она могла бы при желании воспользоваться, означали, что он никогда не мог быть в ней полностью уверен.

— Моя сестра сообщает тревожные вести из Кокпита, — сказала она. — Анна пишет своему отцу.

Вильгельм приподнялся на локте и уставился на нее.

— Это так. Пока никаких предложений… нет. Немного раскаяния; послушную дочь преследует мысль о том, как она обидела отца, и она просит у него прощения.

Вильгельм молчал, затем сказал:

— Эта женщина Мальборо.

Элизабет кивнула.

— Она всем диктует.

— Мальборо должен быть в курсе.

— Я в этом уверена, — сказала Элизабет. — Эта женщина постоянно поносит вас, но я не думаю, что она пошла бы на такой