Королевские сестры - Виктория Холт

— Он хороший солдат, но его честолюбие опережает его заслуги, — сказал Вильгельм. — Интересно, как далеко это зашло.

— Я думаю, Яков слишком устал для действий, а французы отказали ему в армии, необходимой для вторжения. Семья Мальборо затеяла интригу. Они не хотят возвращения Якова.

— Нет, — сказал Вильгельм, — они хотят видеть на троне Анну, чтобы Черчилли могли править страной. Анна, будучи самой глупой из женщин, этого не видит.

— Барбара уверяет, что слушать их просто тошно. Дорогая миссис Фримен и бедная глупышка миссис Морли! Анна смотрит на все это как на девичью игру, но Сара — не девочка. Она самая честолюбивая женщина при дворе, а поскольку она замужем за самым честолюбивым мужчиной, за этой парой нужно следить.

— Его можно арестовать за измену.

— Можно, — признала Элизабет, — но я уверена, вы сочтете это неразумным на данном этапе.

— На данном этапе, — согласился Вильгельм. — Однако я думаю, мы вполне можем обойтись без их услуг. Я могу выдвинуть обвинение против Мальборо. Он вел подстрекательские разговоры в армии, жалуясь, что предпочтение отдается иностранцам. Он очень любит деньги и, имея их мало, всегда ищет способы их найти. Благодаря своему положению в армии он может распоряжаться должностями. Его можно уволить за взяточничество и вымогательство.

Элизабет медленно кивнула и, наклонившись к Вильгельму, поцеловала его.

Он взял ее за запястье и сказал:

— Мне доставляет удовольствие говорить с вами об этих делах. Бывают времена, когда женский ум бывает… весьма кстати.

Элизабет была очень довольна. Соперничество между ней и Бентинком никогда не забывалось. Бентинк был предан, но его ум работал в том же направлении, что и у Вильгельма; женский взгляд был бесценен, особенно когда эта женщина была его преданной любовницей.

***

От Элизабет он направился в покои королевы. Ее фрейлины исчезли, как только он вошел. Мария подошла к нему с распростертыми объятиями, обрадованная, как всегда, когда он искал встречи с ней.

— Я хочу поговорить с вами, — сказал он. — Дело срочное и касается вашей сестры.

— О, дорогой Вильгельм, я надеюсь, Анна снова не доставила вам беспокойства.

— Этого и следовало ожидать. Она — постоянное беспокойство.

— Что теперь, Вильгельм?

— Она пишет вашему отцу.

— Нет!

Он посмотрел на нее с легким презрением. Какая разница с Элизабет! Элизабет позаботилась о том, чтобы в Кокпите был шпион, который мог бы ему докладывать, а Мария, у которой было гораздо больше власти и возможностей, этого не сделала.

— На данный момент это всего лишь «пожалуйста, простите меня». Но это, конечно, лишь прелюдия. Вы, разумеется, знаете, кто за всем этим стоит.

— Неужели опять эта мерзкая женщина!

— А кто же еще?

— Я ее ненавижу. Какое высокомерие! Право же, моя сестра — дура. Как она может до такой степени забыть о своем королевском достоинстве, чтобы пресмыкаться у ног этой женщины.

Мария почувствовала укол совести. Она вдруг вспомнила смиренные письма, которые когда-то писала Фрэнсис Эпсли. Анна была не более смиренна с Сарой Черчилль. Она хорошо понимала преданность Анны Саре, ибо сама когда-то питала подобные чувства к Фрэнсис. Возможно, Фрэнсис теперь удивлялась, почему ее никогда не приглашают к королеве. Мария была полна решимости не становиться рабыней женщины, как Анна стала рабыней Сары Черчилль.

— Эти Черчилли, кажется, обладают какой-то неестественной властью над ней. Мы должны от них избавиться. Начать должны вы. Попытайтесь убедить сестру прогнать эту женщину.

— Но, Вильгельм, она никогда этого не сделает.

— Вы должны с ней поговорить. Я хочу, чтобы их не было при дворе.

— Вам достаточно лишь приказать им уехать.

Он посмотрел на нее с раздражением. Какой же она бывала тупой! Одним из самых опасных занятий семьи Мальборо в последние недели было повышение популярности Анны. Она появлялась на публике, улыбалась народу, раздавала милостыню, посещала театр, смеялась, когда смеялись люди, была одной из них.

В любом случае, из всей королевской семьи она была самой любимой; она была матерью наследника престола, и когда она появлялась с ним на публике, в совершенстве играя роль любящей матери — хотя ей и не приходилось играть эту роль, ибо она всегда была предана своим детям, — народ ей рукоплескал. Люди знали о ее ссорах с сестрой и зятем и были готовы поверить в худшее о голландце Вильгельме.

— Анна откажется. Неужели вы не видите, что на сей раз мы не можем позволить себе расстроить Анну. Она слишком популярна. Мы должны быть осторожны. Вы должны поговорить с Анной и попытаться заставить ее понять, какой вред причиняет эта женщина. Я разберусь с Мальборо, если вы разберетесь с его женой.

— Я, конечно, сделаю все, что смогу, Вильгельм, но…

— Так сделайте это… и без промедления.

***

Две сестры стояли друг против друга. Королева редко бывала в Кокпите. Она часто навещала племянника, приносила ему игрушки, а если не могла навестить, посылала узнать о его здоровье, но с его матерью она была не в лучших отношениях.

Мария с неприязнью посмотрела на сестру, которая так располнела. Сама Мария была крупной женщиной и с каждой неделей становилась все толще, но Анна опередила ее, и теперь была просто огромной.

Взгляд Марии упал на блюда со сладостями в покоях. У нее самой потекли слюнки, ибо она их очень любила, но какое же искушение — иметь их постоянно перед собой! Она предположила, что Сара Черчилль поощряет эту привычку: чем толще становилась Анна, тем ленивее она была — а следовательно, тем охотнее делала то, что ей говорили.

— Анна, — сказала она, — я хочу серьезно с тобой поговорить.

Анна проявила слабый интерес.

— В твоей свите есть одна женщина, которая, я уверена, дурно на тебя влияет. Я собираюсь посоветовать тебе подумать о том, чтобы от нее избавиться.

— Я не знаю такой женщины.

— Ты не можешь не осознавать, что Сара Черчилль пытается управлять твоей жизнью.

— Управлять моей жизнью? Как?

— Разве она не говорит тебе, что ты должна делать, и разве ты не склонна всегда это делать?

— Сара Черчилль — моя подруга… моя лучшая подруга… подруга, которой я доверяю больше всех на свете.

— Тогда мне жаль тебя.

— Я, конечно, знаю, что ты ее ненавидишь. У тебя ведь сейчас нет лучшей подруги, не так