Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 1 - Жорж Тушар-Лафосс

– Слушаю вас, герцог, отвечала королева, указывая на стул.

– Не стану терять драгоценных минут для убеждения вашего величества, что я никогда не был относительно вас виновен в дурных намерениях, которые мне приписывают, но ограничусь только, сказав от искреннего сердца, что я никогда не отказывал себе в удовольствии и желании трудиться для вашего счастья. Если относительно этого в моем поведении и можно было заметить кое что не совсем достойное одобрения, то чувства мои, увы, были далеки от ненависти. Но вы тогда находились под влиянием советов женщины, которая много вредила вашему спокойствию, и советы ее навлекли глубокую печаль на ваше величество. Осталось вам сказать, положив руку на этот крест – символ нашего Искупителя, что я доказал свою преданность моей государыне, когда перестал защищать госпожу Шеврёз от весьма справедливых подозрений короля. Я и теперь нахожусь в этом кабинете по поводу обстоятельства, в котором не менее выкажется моя преданность, ибо я пришел предложить вам случай, и случай весьма верный снова приобрести доброе расположение и любовь вашего супруга.

– О, говорите, господин кардинал, говорите!

– Страшная армия под начальством герцога Бэкингема высадилась на остров Ре; она идет на город и крепость Сен-Мартен, которые не в состоянии еще защищаться, и если эта крепость попадет во власть англичан, великие несчастья не преминут последовать за этим взятием. Ла-Рошельские кальвинисты поднимут головы, войдут в сношения с монтобанскими, лангедокскими, свенскими и, будучи поддержаны иноземцами, могут нанести большой вред государству.

– Что я слышу?

– Страх этот весьма основателен, но во власти вашего величества помочь горю.

– В моей власти, господин кардинал?

– Совершенно верно. Удостойте ваше величество прочесть эту записку короля, моего государя.

И Ришельё подал листочек бумаги королеве, которая поспешно развернула его и прочла следующее: «Дайте нашему кузену, кардиналу Ришельё собственноручное письмо к герцогу Бэкингему, такова наша воля; и если, вы исполните это наше желание, мы можем позабыть весьма справедливые поводы к гневу.

«Louis».

– Право, господин кардинал, я не знаю, что думать о содержании этого письма. Герцог мог питать в душе смелые надежды во время своего пребывания во Франции; но огласка, которую они наделали – это крест, какой, подобно многим другим, я ношу незаслуженно. Итак, не подав никогда этому иностранцу ни малейшего повода тешиться моей благосклонностью, я не могу и не хочу ничего ожидать от него.

– А Боже сохрани, чтобы я считал ваше величество виновными в том, в чем обвиняла вас ненавистная злоба; сам король не верит более в подобную клевету.

– Зачем же его величество наносит мне новое оскорбление, прислав эту записку, ибо в ней очевидно мнение, что я нахожусь в тесных отношениях с герцогом Бэкингемом.

– Ваше величество изволите ошибаться в этом случае, и мнение короля противоположно чувству, столь расходящемуся с истиной.

– Как! Ожидать от женщины рекомендательного письма к человеку, которого гнусная злоба ославила ее любовником?

– Это значит – заявлять чувствительное доказательство, что не верят молве, или по крайней мере тому, что он был счастливым любовником.

– Свидетельство это может быть обманчиво.

– А между тем основано на опыте. Простите мне великодушно смелое слово в пользу лестной мысли о вашей добродетели. Король и его смиренный министр убедились, что именно вследствие того, что Бэкингем не пользовался вашими милостями, вам позволено надеяться всего от герцога.

– Разве полагают, что я теперь ободряю его надежды?

– О, его величество не думает этого.

– Ведь это предлагается мне гнусное коварство!

– Это называется военной хитростью, сказал Ришельё с улыбкой: – и для опытного человека прямота относительно неприятеля – это не необходимость.

– Подобная мысль, господин кардинал, может быть уместна в политике, но Боже сохрани, чтобы я разделяла ее.

– Берегитесь, чтобы король, узнав о вашем отказе действовать против Бэкингема в качестве неприятеля, не заподозрил, что вы надеетесь условиться с ним как с другом.

– Роковая необходимость!

– Он тем легче может быть убежден в этой мысли, что вы отталкиваете дружескую руку, которую он вам протягивает… Подумайте.

– Странно, что сам король побуждает меня вредить его доброму имени ибо письмо, которое вы у меня требуете, господин кардинал, останется доказательством моей неосторожности и ветрености.

– Нет, самое его содержание устранит вас от злоречия: нельзя не видеть в этом намерения спасти государство? Одна любовь, в своем ослеплении, могла бы допустить более смелую мысль… Притом же, если ваше величество дозволите мне, то я сумею надиктовать письмо таким образом, что оно исполнит наши цели, и не будет заключать в себе ни одного слова, оскорбительного для вашей чести.

– Господин кардинал, я не должна повиноваться приказаниям короля…

– Баше величество, сказал Ришельё, вставая с живостью и указывая на Сену: – вот Новый Мост.

– Какое ж он имеет отношение к нашему разговору?

– Весьма непосредственное, отвечал кардинал, глубоко вздохнув: – король, мой государь, отдал мне прискорбное повеление сказать вам, если не согласитесь…

– Продолжайте!

– Король приказал мне напомнить вашему величеству, что от Нового Моста начинается дорога в Мадрид…

При этих словах королева опустилась в кресло и долго оставалась в глубокой задумчивости. Наконец она встала, подошла к письменному столу, и обратив к кардиналу печальные, но сухие от слез глаза, сказала:

– Диктуйте, я буду писать.

И его эминенция надиктовал униженной королеве следующее:

«Господин Герцог,

«Если правда, что вы имели ко мне когда-нибудь уважение, вы можете это доказать теперь же, отложив на несколько дней нападение на форт Сен-Мартен. Это не помешает взятию крепости, ибо французы не в состоянии защитить ее. Но эта краткая отсрочка даст время королю, моему мужу, прибыть к армии и видеть собственными глазами дурные распоряжения первого министра относительно обороны. Сдача столь важной крепости наносит сильный вред доброму имени кардинала; это, при помощи людей, которые не могут выносить его деспотизма, облегчит мне средство подорвать его кредит, и мы отомстим нашему врагу. Поручаю вас, господин герцог покровительству Всевышнего.

«Анна, инфантина испанская, королева Франции».

– Вы сами надиктовали мне вещи неприятные для вас, сказала королева с легкой улыбкой, положив перо.

– И ваше величество не кричали «го-ля»! отвечал кардинал, также засмеявшись.

– Мне нечего было и хлопотать об этом, сказала Анна с некоторым родом лукавства: – ваша эминенция не были бы так неосторожны, чтобы допускать себе подобные раны, не имея, бальзама для их излечения.

Кардинал встал; он повторил Анне, что она оказала государству важную услугу, почтительно поклонился и вышел.

Хитрый министр не высказал при этом свидании всех поводов которые побуждали его просить у Анны Австрийской письмо к Бэкингему; ибо Ришельё редко употреблял какое бы то ни было средство, не обеспечив себя несколькими