Книжный магазин в Мейфэре - Элиза Найт

Мы уселись за маленький круглый стол и заказали жареные яйца и по бокалу вина, хотя мне не помешал бы виски с содовой.

– Звучит заманчиво. – Софи маленькими глотками потягивала вино.

– Поехали со мной, – предложила я под влиянием порыва.

– А как же я оставлю свой пост?

– Обойдутся без тебя несколько дней. – Вкус еды меня смутил. – Тебе не кажется, что яйца какие-то странные?

Софи пожала плечами.

– Нормальные вроде.

Я отставила свою тарелку и прополоскала рот вином. Затем помахала официанту и попросила принести стакан воды. В последний раз, когда яйца вызывали у меня отвращение, я была беременна.

– С тобой все в порядке? – спросила Софи.

Я покачала головой, ощущая легкую дурноту.

– Это просто нервы. Моя сестра заслуживает того, чтобы сидеть в Холлоуэе, но я не могу избавиться от чувства вины. Ей пришлось расстаться со своими детьми.

Софи понюхала мое несъеденное яйцо и отправила его в рот.

– Поскольку мы пока так и не увидели, как бомбы падают на Лондон, полагаю, ПВО какое-то время сможет обойтись без меня.

Несколько французов сдвинули столики рядом с нами, устроив вечеринку. Они заказали выпивку и громко беседовали по-французски. В Лондоне было уже порядка семи тысяч человек из «Свободной Франции», а потому я не удивилась бы, заполони они все кафе.

– Ты знаешь французский? – спросила Софи.

– Знаю.

Она усмехнулась и с заговорщицким видом наклонилась над столом.

– Переведи мне, что они говорят. Наверное, они не хотят, чтобы британцы их поняли, потому и говорят по-французски.

– Возможно. Правда, если бы мы были во Франции, то, скорее всего, общались бы на английском.

– О нет, Нэнси, мы общались бы только по-французски. Потому что это très chic [67].

Я рассмеялась, склонила голову набок и прислушалась, вертя в пальцах ножку бокала.

– Они говорят, что для таких французов, как они, правительство все еще находится во Франции. И его поддерживает парламент, созданный на территории, не оккупированной… сама знаешь кем…

В разговоре мужчин возникла пауза, и я забеспокоилась, не раскусили ли они меня. В моей голове закружились мысли: если я правильно расслышала… то они не из «Свободной Франции».

– Ну и?.. – спросила Софи.

– Поскольку это отделение еще существует, его нельзя списывать со счетов… Он говорит, что создание правительства в Лондоне – явный признак восстания, и де Голлю следует позаботиться об этом. – Мои глаза округлились, и, сделав глоток вина, я расхохоталась, будто Софи сострила. – Я полагаю, эти люди… – Я закусила губу, не в силах произнести вслух, что сидящие возле нас мужчины – сторонники «Виши» [68] и, следовательно, нацистские коллаборационисты.

Софи, догадавшись, беззвучно прошептала слово «Виши», и я молча кивнула.

Я случайно подслушала разговор предателей.

– Смейся громче, – тихо велела я, и Софи расхохоталась, да так громко, что привлекла внимание французов.

– Нам лучше уйти, – сказала она.

Я кивнула. Поднявшись, я исподтишка бросила взгляд на мужчин за столом, стараясь запомнить их одежду и черты лица. Пожалуй, мне придется встретиться с Глэдвином Джеббом перед отъездом в Хайклифф. 8 июля 1940 года

Дорогой Марк!

Я наказана…

Свернувшись калачиком в ванне в Хайклифф-Касл, я подтянула колени к груди. Боль разрывала мои внутренности – точно такую я ощущала, когда потеряла первого ребенка. И вот это случилось снова. У меня даже не было шанса порадоваться жизни, растущей во мне.

Я просидела здесь несколько часов, пропустив завтрак, не в состоянии пошевелиться. Когда кто-нибудь стучал в дверь, отзывалась слабым голосом: «Я неважно себя чувствую».

В шкафчике я нашла бритву. Вероятно, ее забыл кто-то из мужчин, гостивших здесь.

Я положила ее на край ванны. Серебро лезвия сверкало в желтом свете, словно подмигивая мне, призывая навсегда покончить со всеми страданиями. Я брала бритву в руки, прикладывала к запястью, но каждый раз, когда пыталась нажать сильнее, в дверь стучали. Это напоминало мне – как и в тот раз, когда я сунула голову в духовку, – что есть люди, которые будут горевать из-за моего ухода.

Я не могла заставить себя ни вылезти из ванны, ни расстаться с бритвой. Так мы и смотрели друг на друга, пока я переживала потерю еще одного ребенка.

Утро перешло в день, стук в дверь не прекращался. Вдруг я услышала звук уверенно приближающихся шагов, и в следующий момент в ванную комнату ворвался цветочный аромат духов Софи. Как же она вошла?

– Я взломала замок. Как ты чувствуешь себя… – она остановилась, глядя на меня и на розовую воду в ванне. Затем ее взгляд скользнул по бритве. – О! Ты же не… – руки Софи взметнулись ко рту.

– Нет. Я потеряла ребенка, – с трудом выговорила я, стуча зубами, и продемонстрировала руки с неповрежденными запястьями. – Не жалей меня. Такова воля Господа. И я заслужила это. – Я прижала ладони к животу, который свело от очередного спазма.

Софи щелкнула языком, сунула бритву в свой карман и схватила большое полотенце.

– Вылезай из ванны, Нэнси. Никто не заслуживает такого. И уж меньше всех ты.

Она вытащила меня из воды, обнаружив при этом неожиданную силу. Я стояла на дрожащих ногах, оставляя на полу следы ребенка, которого мы с Питером, оказывается, зачали. Тело и сердце разрывались от боли.

Софи вытерла меня, помогла одеться и даже смастерила необходимые гигиенические принадлежности.

– Если можно, пусть это останется между нами, – попросила я.

– Я ни слова никому не скажу, – Софи схватила меня за плечи. – Это не твоя вина. Ты же это знаешь, правда?

Я покачала головой, в горле застрял комок. Неприлично, что Софи видит меня в таком состоянии. Но почему-то рядом с ней я могла отказаться от сдержанности, которая заставляла меня реагировать на все жизненные перипетии со спокойствием и невозмутимостью истинной англичанки.

– Это из-за сестры, – прошептала я. – Диану оторвали от ее детей. Если бы только я не согласилась на ту встречу в Министерстве внутренних дел!

– Нет, – отрезала Софи и принялась расчесывать мои спутанные волосы.

– Если бы только я не вмешалась…

– Тогда Гитлер был бы уже на наших берегах. Ты поступила правильно, Нэнси. И я не желаю больше слышать об этом. Ты не сделала ничего, что привело бы к потере ребенка, – она слабо улыбнулась. – Если только не прыгала все утро с кухонного стола.

– Не прыгала. И не ездила на велосипеде.

– Ты что, бездельница? – Софи пощипала мои щеки и накрасила мои губы помадой, которую взяла с туалетного столика.