Венская рапсодия - Дростен Юлия

Официант принес еду. В овощном бульоне плавала пара кусков репы, а «яичная заправка» была сделана из картофельной муки. Второе блюдо было не лучше: колбаски оказались размером с палец ребенка, и в них было больше каши, чем мяса, но к ним, во всяком случае, подали достаточно квашеной капусты. Макс набросился на еду. Он все время был голодным, хотя в Вене ел достаточно, поскольку соглашался платить чудовищную спекулятивную цену.

Бруннер тем временем рассказывал о боях, в которых принимал участие в Сербии. Тяжелое ранение он получил от гранаты, упавшей в окоп поблизости от укрытия, в котором находились офицеры. Он также знал, кто из товарищей по военной школе пал на фронте, числился без вести пропавшим или оказался ранен.

— Я в самом деле был рад снова тебя увидеть, Кальман, — заявил Бруннер, прощаясь с ним после обеда. — Дай бог, чтобы ты и в следующий раз вернулся невредимым.

Макс остался в одиночестве. До назначенной встречи было еще два часа. Он заказал чашку суррогатного кофе и взял одну из газет, лежавших на стойке рядом со входом. Но вместо того чтобы читать, он думал о Фанни.

«У нас нет будущего», — сказала она во время их последней встречи; Может, она изменила мнение? — спрашивал себя Макс.

Но с чего бы? Даже если Фанни ему ближе, чем жена, он все равно состоит в браке с Нелли, и этого не изменить. Католикам — в том числе недавно обращенным — предписывалось идти за разводом в церковный суд. Поскольку брак в католичестве считался таинством, получить разрешение на его расторжение было практически невозможно. Особенно при наличии детей.

«Наверное, лучше оставаться вместе с Нелли и делать вид, что мы обычные супруги. В том числе и ради Эммы», — подумал Макс. Но сердце стремилось к Фанни, и доводы рассудка тут были бессильны.

Кальман увидел, как к черному ходу салона мод подъехал трехколесный грузовой автомобиль. Из кабины выскочила женщина в комбинезоне и кепке. Она вскарабкалась на край кузова и вынула из него тележку. После этого женщина позвонила в дверь и вошла. Чуть позже она вышла с тележкой, полной ящиков. За ней последовало еще несколько женщин, каждая из которых тоже везла тачку с ящиками. Вместе они загрузили поклажу в кузов.

«Женщинам и года не понадобилось, чтобы сбросить оковы, ограничивавшие их жизнь», — поразился Макс. Невольно он подумал о том, пользуются ли они теперь и в любви той же свободой, которая всегда отличала мужчин. Для предохранения от нежелательной беременности уже существовали презервативы, пусть они оставались дорогими и продавались только по предписанию врача.

Макс украдкой пощупал куртку. Во внутреннем кармане лежал новенький презерватив: в армии их щедро раздавали солдатам, чтобы предотвратить распространение сифилиса и других венерических болезней.

Фанни вышла из омнибуса на Флориангассе, поднялась по лестнице к квартире Йозефы и отперла дверь.

— Фанни? Это ты? — услышала она голос старушки.

— Конечно, я! Кто же еще? — прокричала она в ответ и вошла в комнату.

Йозефа сидела в кресле у окна, укутав колени шерстяным одеялом. Рядом с ней на столике стоял полупустой стакан с водой и лежали очки. Фанни бросила рядом газету, которую по пути достала из почтового ящика.

С некоторых пор утром, перед тем как отправиться на работу, она помогала старенькой воспитательнице умыться и одеться. В обед она приходила, чтобы разогреть ей еду, а вечером помогала лечь и готовила еду на следующий день. В этот раз Фанни сварила картофельный суп с репой и кусочком сала, которое достала на черном рынке на Эрцгерцог-Карл плац. За крошечный ошметок свиной кожи она заплатила столько, что в довоенные времена хватило бы на целую свинью. Думать об этом не хотелось. Она пообещала себе и в тяжелые времена заботиться о Йозефе как можно лучше.

Когда суп разогрелся, Фанни наполнила две миски, взяла ложки и салфетки и на подносе поставила все это на столик рядом с креслом старушки. После этого она принесла стул, и женщины вместе принялись за еду.

— Налей себе еще, детка. Ты такая худенькая, — сказала Йозефа озабоченно.

— Я стойкий оловянный солдатик, — пошутила Фанни и подула на ложку.

— Хватит того, что ты жертвуешь ради меня, дурной старухи, своим обеденным перерывом.

Фанни энергично замотала головой:

— Сколько раз тебе повторять, чтобы ты перестала такое говорить? Раньше ты заботилась обо мне, теперь я забочусь о тебе.

После еды она сполоснула посуду и убрала на кухне.

Йозефа в это время листала газету.

— Боже, что за огромный некролог! Наверняка умер кто-то важный, — воскликнула она и поднесла газету поближе к носу. Несмотря на очки, ей не удалось разобрать буквы. — Тут герб. Детка, будь добра, принеси мне лупу со стеллажа на кухне!

Фанни вернулась с лупой и дала ее Йозефе. Старушка склонилась над объявлением.

— Странно, — пробормотала она. — Мне знаком этот герб.

— Разумеется, — Фанни заглянула в газету, — он же повсюду.

Герб двуединой монархии с австрийской императорской короной и венгерской короной святого Стефана красовался на всех казенных зданиях, особняках и магазинах, снабжавших двор.

— Нет, этот особенный, — сказала Йозефа и согнулась так сильно, что коснулась носом бумаги. — Белое изображение на черном фоне не каждый день встретишь. Но я так и не могу прочитать, что тут написано. Попробуй-ка ты. Старость — это проклятие, говорю тебе.

— Покажи. — Фанни взяла газету. — Может быть, изображение черно-белое только потому, что в газете не бывает цветных чернил. С другой стороны, контраст такой сильный, что этот герб и в самом деле может быть белым на черном фоне. — Она внимательно изучила страницу. — Объявление дано осведомительным бюро императорского и королевского генерального штаба. Речь идет об оберете[63] Эдмунде фон Остенштейне, бывшем руководителе бюро. Эта организация — что-то вроде тайной службы, которая занимается шпионажем?

— Никогда не слышала об этом оберете фон Остенштейне, — озадаченно пробормотала Йозефа и положила лупу на стол. — Но герб я точно где-то видела, клянусь тебе.

Фанни аккуратно свернула газету и положила ее рядом с лупой.

— Мне пора. В кладовке есть холодный ужин. Ты знаешь, что мне сегодня еще в школу, но после этого я зайду и помогу тебе лечь.

— Только не переутомись, детка!

— Да ну что ты! Пока, Йозефа! — Фанни наклонилась и расцеловала старушку в обе щеки.

Внезапно та схватила ее за руку:

— Я вспомнила, где видела этот черно-белый герб! На печати на конверте, который отдала мне в роддоме твоя мать!

— Печать осведомительного бюро на конверте на случай непредвиденных обстоятельств? Боже ты мой! — воскликнула Фанни.

— Не знаю, было ли это осведомительное бюро, — возразила Йозефа. — Печать я видела лишь мельком и буквы на ней не разобрала. Глаза у меня уже тогда были так себе, детка. В любом случае за все годы работы старшей надзирательницей в приюте такую печать я видела только однажды, когда на свет появилась ты.

— Быть может, этот след приведет к тому человеку, который столько лет анонимно переводил деньги на мое содержание! — Возбужденная Фанни ходила кругами вокруг кресла, в котором сидела старушка.

— Да брось, детка, что за ерунда! С чего бы осведомительному бюро перечислять тебе деньги? Какое отношение младец имеет к шпионажу? — возразила Йозефа.

Но Фанни не сдавалась.

— Младенец, может, и никакого, а вот его родители… Нужно просто написать в это осведомительное бюро и спросить.

— Детка, не мучай себя! Дело опять кончится разочарованием! — Старушка покачала головой.

Но Фанни решительно ответила:

— Попытка не пытка!

— У тебя свидание? — с любопытством спросила Элизабет Николич, застав Фанни за тем, как та поправляла прическу и платье перед зеркалом.

Девушка смущенно остановилась.

— Просто встречаюсь со старым другом, приехавшим в отпуск с фронта. Ничего такого.