Королевские сестры - Виктория Холт

Утешение она находила лишь в письмах к Вильгельму, сообщая ему, что дома ее ждут ужасные беды, как, несомненно, и его в Ирландии. Но она гораздо больше беспокоилась, как она хотела, чтобы он знал, о его драгоценной особе, чем о своей жалкой туше.

«Я ничего не могу сказать, лишь молить Бога за вас, и мое нетерпение в ожидании письма от вас так же велико, как моя любовь, которая не кончится, пока я жива».

***

Прежде чем Мордаунт и Рассел отправились в путь, Мария послала Торрингтону приказ атаковать неприятеля, что он и сделал, по-своему, прежде чем два министра смогли до него добраться.

Он атаковал, вернее, приказал атаковать голландцам, что те и сделали доблестно, но их численность была так мала, что они не могли надеяться на успех. Многие корабли были выведены из строя, и вклад Торрингтона заключался в том, что он оставил голландцев на растерзание врагу, а сам отбуксировал поврежденные корабли в устье Темзы, чтобы заблокировать его.

Это было полное поражение. Флот — гордость Британии — позорно подвел ее, и Англия оказалась во власти захватчика. Французы стояли у ее берегов. Торрингтон был заперт с флотом в устье Темзы, и пока король был в Ирландии, якобиты, которые, вполне возможно, ждали этой возможности, могли теперь поднять мятеж — и кто знает, кто их поддержит? — и вернуть Якова.

Мальборо, слава Богу, был под рукой. Он, лучше любого другого, мог бы защитить свою страну в случае вторжения — если бы захотел. Но как быть с Мальборо, который, Мария была уверена, мог с ловкостью метнуться в любую сторону? Все, конечно, зависело от того, какая позиция будет наиболее выгодна самому Мальборо.

Ей казалось, что она достигла самого дна отчаяния, но два события, последовавшие одно за другим, принесли новую надежду, и она поверила, что это ответ на ее молитву.

Она была в своих покоях и писала письмо Вильгельму — ибо только в письмах к нему она находила утешение, — когда вошла графиня Дерби и сообщила, что граф Шрусбери просит ее видеть.

Когда Чарльз Толбот, граф Шрусбери, вошел в комнату, дух Марии воспрянул. Он был бы чрезвычайно красив — возможно, самый красивый мужчина при дворе теперь, когда не стало Монмута, — если бы не изъян в одном глазу. И все же его называли «Королем сердец»; говорили, что женщины влюбляются в него с первого взгляда, но он никогда этим не пользовался, будучи кротким и скромным. Он будет верен, была уверена Мария, женщине… или делу.

Его характер начал проявляться в его лице, ибо ему было уже почти тридцать; кротость хорошо сочеталась с чертами, которые можно было бы назвать почти прекрасными; в них была утонченность, которую его враги могли бы счесть нервозностью.

Он не отличался крепким здоровьем, и именно по этой причине не был членом Совета. Странно, что старик вроде Данби цеплялся за должность, а молодой человек вроде Шрусбери ссылался на плохое здоровье, чтобы держаться от нее подальше.

Они были детьми вместе, ибо он был всего на несколько лет старше Марии, но их связывало нечто более сильное, чем возраст и схожее окружение. В детстве Мария постоянно слышала скандалы о любовных похождениях своего отца, и один из них — дело Маргарет Денем, чей муж убил ее из-за связи с Яковом, — глубоко ее потряс. Шрусбери пережил подобный шок, когда любовник его матери, герцог Бекингем, убил его отца на дуэли из-за нее, а затем устроил скандал, открыто с ней сожительствуя.

И Шрусбери, и Мария были глубоко травмированы адюльтерами своих родителей. Мария искала общества женщин до тех пор, пока брак с Вильгельмом не заставил ее создать себе идеал, так что она убедила себя, что обожает мужа. Шрусбери же хотел укрыться от мира интриг и ответственности, что было трудно для человека в его положении. Он стал ненормально интересоваться своим здоровьем, и всякий раз, когда возникала ситуация, от которой он хотел уклониться, он неизменно заболевал и использовал это как предлог для отстранения.

Это и случилось, когда Вильгельм объявил о своем намерении отправиться из Англии в Ирландию. Шрусбери, глядя на тех, кто должен был стать его коллегами по Совету, не испытывал никакого желания занимать должность; и, к досаде Вильгельма и разочарованию Марии, сослался на «безутешную перспективу очень плохого здоровья».

И вот теперь он стоял здесь, серьезный, но решительный; и самый привлекательный мужчина, какого Мария видела — с тех пор, как видела его в последний раз.

— Чарльз! — нежно воскликнула она.

Он преклонил колено.

— Ваше Величество.

— Встаньте, я вам рада. Вы лучше себя чувствуете?

— Ваше Величество, я не мог лежать в постели, пока вы в таком стесненном положении. Я пришел предложить вам свои услуги в любом качестве, в каком вы пожелаете их использовать.

Она начала улыбаться; когда она оживлялась, то становилась красивой, и, по мере того как напряжение последних дней спадало, она снова молодела.

— Это делает меня очень счастливой, — сказала она. — Я очень нуждаюсь в друзьях, которым могу доверять.

***

Тем временем Вильгельм прибыл в Ирландию. Он был мрачнее обычного, ибо климат не подходил его здоровью, будучи еще более сырым, чем в Англии. Он угрюмо сказал графу Портленду, бывшему Бентинку, что многое бы отдал, чтобы вернуться в Лондон, даже в Уайтхолл, и, отведав здешнего климата, удивлялся, зачем когда-либо проклинал другой.

Портленд ответил, что он должен беречь свое здоровье; крайне важно, чтобы он не заболел в этот решающий момент.

Вильгельм мрачно кивнул; его геморрой сильно болел после стольких часов в седле, но верховая езда была полезна для его астмы — или была бы полезна в лучшем климате.

— Вам следует чаще отдыхать, — укорил его Портленд.

— Нет времени для отдыха. Вы это прекрасно знаете, Бентинк. Мы должны со всей скоростью двигаться в Белфаст, чтобы принять командование у Шомберга. Как вы думаете, долго ли продержится армия с недостаточным продовольствием и со всеми болезнями, что свирепствуют среди них? Как вы думаете, что они говорят о короле, который сидит в Лондоне, пока они сражаются за него? Они могут меня не любить — эти англичане, но видеть меня здесь, сражающегося с