Добро не оставляйте на потом - Адриана Трижиани

конверт. Села у окна и развернула письмо.

6 июня 1940 года

Моя дорогая Доменика!

Сестры ордена Пресвятого Сердца в Лукке пообещали мне, что это письмо дойдет до тебя. Я не хочу, чтобы ты волновалась. Мы с папой здоровы. Вот-вот отправимся в горы. Там мы будем в безопасности. С нами едут семьи Григорио и Мамачи. Мы предложили поехать и нашим друзьям Сперанца. Они в трудном положении, но папа считает, что их добрые отношения с церковью им помогут. Мы не теряем надежды. Альдо по-прежнему в Африке. Reggimento Puglia[128]. Его последнее письмо было коротким, но он тоже здоров. Мы надеемся, что благочестивые сестры позаботятся о тебе, пока мы снова не сможем быть вместе. Молись. Мы тоже будем молиться. Твои мать, отец и брат любят тебя. Больше я не смогу писать, пока все это не закончится. У монахинь не будет возможности доставлять почту.

Мама

Капитан вошел в дом, сел на табурет у двери и снял ботинки.

– Как прошел день? Миссис Мак-Викарс? – позвал он.

Она не отозвалась. Он пошел ее искать и увидел на столе письмо.

Доменика стояла в дверном проеме.

– Я больше никогда их не увижу, – тихо произнесла она.

29

Венеция, ИталияВесна 1940 года

Шлифовальный круг издавал пронзительный скрежет, пока Ромео Сперанца аккуратно полировал рубин. Огранщик нажимал на педаль под столом, и в воздух поднималась красная пыль, а затем медленно оседала на рабочий лоток. Один карат. Огранка Перуцци. Наконец он поднес камень к послеполуденному свету, проникавшему через полуподвальное окно. Рубин был цвета бургундского вина, настолько яркого и насыщенного, что казался багровым. Он потер камень кусочком ткани, зажав его между большим и указательным пальцами.

Аньезе взяла отполированный рубин и опустилась на колени, чтобы вернуть его в сейф, встроенный в пол.

– Ромео, твои туфли.

Сперанца посмотрел на свою обувь. Красно-коричневая кожа была покрыта станочной пылью. Он вытер руки о тряпку, засунутую в задний карман рабочих брюк.

– На calle[129] Сан-Антонио стоит чистильщик.

– Мне прямо сейчас пойти?

– Ну, сами они не почистятся. – Губы Аньезе сложились в подобие улыбки. – Только возвращайся быстрее. И не заходи в бар. Я бы пошла с тобой, но мне надо испечь халу к шаббату.

– Va bene. – Сперанца взял шляпу.

Он застегнул жилет и отправился вдоль канала на площадь. Небо над его головой почти не отличалось от тускло-синей поверхности воды. Он прошел мимо сетчатых корзин, привязанных к деревянным столбам и наполненных мелкой серебристой рыбешкой. К пятничному ужину уже жарились на гриле кефаль и сардины, и воздух постепенно наполнялся запахом дровяного дыма.

С крыши церкви Святого Филиппа смотрела вниз из-под тяжелых век высеченная из мрамора черная Мадонна. У стены стоял солдат-чернорубашечник, держа руку на прикладе винтовки, висевшей у него на плече. Сперанца подумал, что еще недавно в Венеции не было ни охранников, ни оружия. Теперь город заполонили солдаты в самодельной форме, их уже было больше, чем голубей.

На площади толпились торговцы со всех концов света, их бойкие голоса эхом отдавались от стен домов. Покупатели сновали между рядами в поисках особых сокровищ. Продавцы тем временем изощрялись в демонстрации товаров – серебра, тканей, кожаных изделий и керамики, – надеясь распродать все до захода солнца. Сперанца прошел мимо рядов с текстилем. Монахини в синих облачениях и белых накрахмаленных уборах выбирали шерстяную ткань, пытаясь договориться с шотландским торговцем. Они так оживленно спорили, что Сперанца едва слышал собственные мысли.

Где же этот парень? – недоумевал он, шагая по Сан-Антонио. Впрочем, жена, как всегда, оказалась права. Чистильщик ждал его. Это был худощавый темнокожий парнишка. Он сделал знак рукой и поклонился в пояс, когда клиент подошел к стулу.

– Чистка и полировка? – уточнил мальчишка. – Шесть лир.

– Grazie. – Сперанца опустился на стул. Мальчишка развязал шнурки и принялся за работу. – Моя жена не любит грязную рабочую обувь, хотя на то она и рабочая.

– Ваша жена – красивая женщина.

– Ты обо всех венецианках так говоришь? Откуда ты?

– Из Эфиопии.

– Страна белого песка и сапфирового океана.

– Точно! Бывали там?

– В тех краях есть залежи авантюрина. Я ездил за ним в Северную Африку, а еще за шпинелью[130]. Потом отправился на юг, на алмазный рудник.

– Мыс Доброй Надежды. Хотя там нет ни добра, ни надежды. Пираты. Камней больше крадут, чем добывают.

– Как такое возможно?

– Мои отец и брат работают там на руднике. Видели бы вы условия! И платят не всегда. Хозяева просто воруют у рабочих. Потому я сюда и приехал. Могу начистить башмаки и получить больше, чем отец за целый день. Вот накоплю денег и смогу помочь семье. Я бы хотел стать фермером. Я знаю, как вести хозяйство.

– Тебе придется поехать на север.

– Ваша жена сказала, что к северу от Тревизо[131] есть фермы. Поля пшеницы и кукурузы. – Парнишка поднял глаза на Сперанцу.

– Точно. Зеленые поля. Синее небо. А вдалеке белые вершины Доломитовых Альп. Летом мы с женой живем на ферме под Тревизо.

– Ваши дети работают на ферме?

– У нас нет детей. – Сперанца улыбнулся, хотя, говоря по правде, тема эта была для него болезненной. Аньезе мечтала о ребенке больше всего на свете, но они не смогли осуществить эту мечту.

– Синьора строгая.

– Да, она такая. Ко всем относится, как к своим детям.

Мальчишка улыбнулся.

– Моя мать тоже строгая. – Он отступил назад, держа тряпку в руках. – Готово.

Ромео опустил взгляд на туфли.

– Я уже вижу их цвет. Но главное, что его увидит синьора Сперанца.

– Отличная кожа.

– Флорентийская. Самая лучшая. – Сперанца порылся в кармане. – Обувь должна быть удобной. Тогда ты сможешь работать дольше.

Ноги чистильщика были босыми.

– У меня мастерская на улице Соранцо. Ювелирная мастерская. Приходи утром, посмотрим, что можно придумать насчет твоей работы на ферме. – Сперанца протянул мальчишке семь лир.

– Mille grazie, синьор. Mille grazie.

– Может, ты и передумаешь, когда познакомишься с моей коровой.

– Я не боюсь работы. Буду усердно трудиться.

– Да уж, придется. Корова задиристая, свинья глупая, а у осла больная нога.

– Я понимаю.

– Где ты ночуешь?

– Под мостом. – Мальчишка показал пальцем.

– Как тебя зовут?

– Эмос.

– Приходи ко мне завтра, Эмос.

– Обязательно, синьор.

Сперанца пошел обратно в мастерскую. По дороге его вдруг осенило, он даже остановился. Его послали на calle Сан-Антонио вовсе не для того, чтобы почистить обувь. Аньезе отправила его туда присмотреться к мальчишке и вроде как самому предложить взять того на работу. Вероятно, она успела договориться обо всем с этим парнем. Он усмехнулся. Вполне в духе его жены.

Солнце уже начало садиться под звон церковных колоколов. Город медленно окутывали серебристые сумерки. Один за другим величественные палаццо вдоль каналов погружались в тень, словно статуи святых в нишах церкви, когда гаснут свечи.

Вдалеке мерцал остров Мурано, освещенный отблесками огня, пляшущего в стекловаренных печах. В небе над печами виднелись похожие на нимбы белые ореолы. На закате любое место становится святым, подумал Сперанца и поспешил домой сквозь наступающую