Ричард Третий и Генрих Восьмой глазами Шекспира - Александра Маринина

– Зачем еще раз зачитывать? – недовольно замечает он. – Документ уже оглашали публично, и он признан законным. Не мешкайте.

– Хорошо, – соглашается Вулси. – Тогда начнем слушания.

Писец дает команду глашатаю вызвать в суд короля.

– Генрих, король Англии, предстань перед судом! – торжественно выкрикивает глашатай.

– Я здесь, – послушно отзывается Генрих.

То есть ведет себя король с показной демократичностью, мол, все равны перед законом, и я не лучше других. Ну а как иначе-то? Представитель Папы здесь, нужно соблюдать приличия, выглядеть белым и пушистым.

Писец велит вызвать Екатерину.

– Екатерина, королева Англии, предстань перед судом! – снова орет глашатай.

Королева не отвечает; она встает с кресла, проходит мимо судей, подходит к королю и преклоняет перед ним колени, затем говорит.

– Сэр, я умоляю о справедливом суде. Я родилась не в Англии, я здесь чужая, у меня нет друзей, и здесь не найдется для меня беспристрастных судей. Чем я вас оскорбила, государь? Чем вызвала ваше недовольство? За какие провинности вы меня теперь отвергаете? Я всегда была вам верной и смиренной женой, во всем покорялась вашей воле, никогда не перечила. Я старалась любить всех ваших друзей, даже если они плохо ко мне относились, и я никогда не оставляла в своем окружении тех, кто не нравился вам. «Заметьте, вмиг я удаляла их». Я двадцать лет была вам верной женой и родила много детей. Если у вас есть доказательства моей неверности, измены, предательства, – я готова понести наказание, и пусть меня судит самый строгий суд. Но подумайте сами, государь: ваш отец, король Генрих Седьмой, был очень умным и осмотрительным человеком; мой отец, Фердинанд, король Испании, считался на протяжении многих лет самым мудрым правителем Европы; оба они привлекали ученых советников, когда обсуждали вопрос заключения брака между вами и мной. И наш брак был всеми сторонами признан абсолютно законным. Я смиренно прошу предоставить мне некоторую отсрочку, чтобы я смогла написать друзьям в Испанию и попросить у них совета и помощи. Если откажете – что ж, так тому и быть, «пусть будет, как угодно вам».

Но Вулси не склонен идти на уступки:

– Миледи, здесь собрались те, кого вы сами выбрали: священники и ученые, в чьей честности никто не сомневается. Лучшие умы нашей страны явились, чтобы осуществлять вашу защиту. Какая еще помощь вам нужна? Какие еще советы? Вашу просьбу об отсрочке я считаю неуместной.

Кампейус поддерживает позицию Вулси. Тогда Екатерина обращается уже к самому лорду-кардиналу Вулси. Она говорит очень поэтично, но в ее словах слышится прямая угроза: не забывайте, что я дочь могущественного и авторитетного короля, и если вы меня обидите, то вспыхнет такой пожар, какой вам уже не погасить. Впрочем, судите сами:

Сэр, я вот-вот расплачусь, но я помню,

Что королева я иль королевой

Себя считала долго. Но бесспорно,

Что мой отец король, и капли слез

Я мигом в искры пламени раздую.

От упоминания о том, что она не только дочь короля, но и родная тетка императора Карла Пятого, Екатерина воздерживается, но дураков в зале нет. Все отлично понимают, что именно стоит за ее словами. Отец-то помер, а вот племянничек очень даже жив и в полной силе. Есть кому за нее заступиться.

– Я бы посоветовал вам успокоиться, – говорит Вулси.

– Я успокоюсь, когда добьюсь своего. Я считаю вас, кардинал Вулси, своим врагом. Вы не можете быть беспристрастны на этом суде, поэтому я заявляю вам отвод. Всей душой, всем сердцем я отвергаю вас как судью, вы умышленно рассорили меня с королем. Повторяю еще раз: «Вы – мой самый злобный враг на свете».

– Миледи, вы вышли из себя. Вы всегда славились умом, кротким нравом и милосердием, – и вдруг такие заявления! Я на вас не сержусь, но ваши обвинения для меня оскорбительны! Вы утверждаете, что я раздул огонь неприязни между вами и королем, а это неправда, и сам король может это подтвердить. На все, что я делаю, у меня есть одобрение всей римской консистории. Смиренно прошу вас, королева, отказаться от ваших слов.

– Милорд, «я женщина простая, куда мне с вашей хитростью бороться?» Вы с виду такой кроткий и высоконравственный, но внутри у вас «наглость, желчь и спесь». По милости короля и в силу удачи вы смогли подняться из самых низов, и теперь вами руководит только тщеславие. Еще раз повторяю: вы мне не судья! Я обращусь к Папе и все ему изложу, пусть он решает, кто здесь прав.

Генрих Восьмой, кардинал Вулси и королева Екатерина

Королева кланяется Генриху и намеревается покинуть зал. Кардинал Кампейус недовольно бормочет:

– А она упрямая! Пытается сопротивляться, хочет скомпрометировать суд. Это плохо.

Генрих требует вернуть Екатерину, глашатай выкрикивает требование королеве предстать перед судом.

– Миледи, вас зовут, – говорит Гриффит, ее гофмаршал.

– А вам что за дело? – злобно огрызается Екатерина. – Лучше собой займитесь! И бегите, ломая ноги, когда вас вызовут для дачи показаний. Боже мой, они выведут меня из терпения! Я не останусь и перед этим судом больше никогда стоять не буду!

Уходит со своей свитой.

Генрих же твердо решил ни за что не снимать с себя костюмчик белого пушистого кролика. Ну, если совсем честно, то это сам Шекспир решил так одеть короля. У автора свои резоны.

– Ох, Кэт, – вздыхает король. – Вот это женщина! Вот это я понимаю! Если кто-нибудь когда-нибудь посмеет сказать, что на свете есть женщина сильнее, умнее и благороднее, чем моя жена, – считайте его отъявленным лгуном! Таких, как она, больше нет, не было и не будет!

…Да, ты одна

С достоинствами редкими своими,

С пленительностью, с кротостью святой,

С величьем женским, с властностью покорства,

Где царственность так слита с благочестьем,

Ты – королева королев земных!

В том, как вела себя она со мною,

Я вижу подлинное благородство!

Вулси просит Генриха прямо здесь публично заявить, что кардинал-де ни одного худого слова о королеве сроду не произносил, и идея развода принадлежит вовсе даже не ему, и он про эту идею ни сном ни духом не ведал, а король сам решил разобраться в вопросе законности своего брака. Он же, Вулси, всегда любил и почитал королеву Екатерину и благодарил творца за нее.

В ответ Генрих произносит очень-очень длинный монолог, суть которого сводится к следующему: лорд-кардинал Вулси ни