Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 2 - Жорж Тушар-Лафосс

Артаньян взглянул на двор и увидел три большие телеги, тяжело нагруженные и еще не распряженные.

– Что это такое? спросил он с удивлением.

– То, чего вам не достает: полная одежда и экипировка для вашей роты.

– Возможно ли? И кто же мог прислать мне это?

– Особа, нежелающая, чтобы пышность Молеврье подавляла офицера, который более его стоит.

– О, я угадываю, очаровательная женщина… это вы, великодушие, которой… За какую же любовь, за какое счастье и наслаждения я должен заплатить…

– Позвольте, Артаньян; все это я доставила, не заключив предварительного торга… Но позвольте мне хоть теперь предложить вам условия. Ничто между нами не изменилось; я вас люблю больше, нежели в состоянии высказать, и знаю, что вы платите мне тем же…. Оба мы горим желанием доказать нашу взаимную любовь… Но ничего этого не будет. Не надо забывать, что вы женаты.

– Увы, какая мелочность в наше время удерживает вас…

– Я знаю все, что вы можете мне сказать; но в этом случае не хочу подражать своему веку.

– Знайте, что еще до знакомства с вами – я не жил уже с женой.

– Надеюсь, что вы со временем возьмете ее, потому что познакомились со мной.

– И не думайте об этом… Двадцатидвухлетняя вдова и такая суровая! Это чрезвычайно странно. Чтобы сделаться посмешищем двора – недоставало только, чтобы любовница привела мне жену.

– Капитан, я завтракаю у вас в присутствии одной родственницы, которая провожает меня, и потом уезжаю немедленно. Займитесь-ка распоряжением, чтобы принят был привезенный мной груз.

– Как, не останетесь даже на день?

– Ни на час.

– Но это черт знает, какая необыкновенная вещь! Одна из прелестнейших при дворе женщин содержит королевских мушкетеров.

– Это не первый раз… Но, конечно, редко.

– Но, конечно, в первый раз гвардейская рота экипирована целомудрием…

– Поторопитесь, друг мой: я заказала лошадей к полудню, и все эти костюмы должны быть примерены до моего отъезда.

– Я надеюсь, что любезность ваша не будет простираться до того, чтобы присутствовать при этой примерке.

– Может быть, я и заслужила эпиграмму, но завтра на королевском смотре похвалы его величества отомстят за меня.

Рота была собрана; мушкетеры примеряли обмундировку в то время как прелестная парижанка завтракала в квартире капитана. Наконец красавица уехала, увезя несколько пар штанов, слишком широких или узких, недостатки которых велела объяснить себе подробно.

На другой день на смотре король был поражен богатством второй роты мушкетеров, затмившей первую, Людовик ХIV чрезмерно удивился, что Артаньян, стесненные обстоятельства которого были ему хорошо известны, мог сделать подобную затрату, и спросил. – не обладал ли он волшебной палочкой. Артаньян отвечал, что судьба дослала ему нечто равносильное, и, не называя вдовы, объяснил в чем дело… Его величество сперва не хотел верить, но капитан поклялся в истине своих слов. Никогда, может быть, король не смеялся столько.

– Я дал бы тысячу луидоров, чтобы узнать, кто эта женщина! воскликнул он, нахохотавшись.

– Ах, государь, отвечал Артаньян, который при случае умел быть льстецом как и другие: – значит, вашему величеству угодно лишить ее достоинства бескорыстия.

Через три дня по отъезде дамы, поступок ее сделался известным по всей армии; но имя ее скрывалось под завесой таинственности, которой я не подниму: не было бы ни какой цели соблюдать целомудрие, если бы смешное привлекало его наравне с пороком к своему суду… Мушкетеры пользовались щедростью: нижнее платье свое они назвали штанами любви, а двор наименовал их детьми вдовушки.

Войска наши, однако же, делают чудеса: Шарлеруа, Армантьер, Сен-Вино, Фюрн, Ат, Дуэ, Уденард, форт Скарп, Куртрэ, менее нежели в два месяца покорены королевскими войсками. Его величество лично присутствовал при осаде Лилля. Под этой крепостью прорыты траншеи, и все единогласно утверждают, что король спускается в них, подобно простому гренадеру. Придворные постоянно упрашивают короля не подвергаться неприятельскому огню: несколько дней тому назад, при Тюрренне, упавшее ядро осыпало землю Людовика XIV, и маршал пригрозил оставить осаду, если король будет продолжать вести себя так неблагоразумно. Государь этот, подойдя, в виду всей армии, до оконечности палисада, уступил и собирался уходить.

– Государь, сказал старый герцог Шарост, удерживая его величество за руку: – господин Тюренн прав; но вино откупорено и надобно его выпить. Наденьте мою шляпу и отдайте мне свою: если испанцы будут целить в султан, они ошибутся, – а я ведь уже пожил на свете.

Король сознал справедливость этого совета; он в тот день оставался впереди, но на завтра рисковал уже менее.

Но вот малоутешительный оборот этой блестящей медали: при Монсье постоянно находится аббат Коснак, епископ Валенский; это его адъютант и проводник на пути славы. Огни укреплений отражаются на блестящей камилавке этого воинственного аббата, который каждое утро в траншеях раздает солдатам деньги от имени принца, и диктует вопросы, с которыми его высочество должен обращаться к рабочим. Король, удивленный успехами своего брата в военном искусстве, спросил недавно «кто столько научил его, кто советовал ему давать армии подобные движения»?

– Государь, отвечал Монсье: – это епископ Валенский.

– Советы его, возразил государь: – не слишком обязательны для меня; но относительно вас он советует недурно.

Вот мы и убедились, что Людовик XIV в своем семействе желает военной славы только для себя.

Из любезности ли, или из хвастовства, но испанский губернатор Лилля Бруай, каждое утро присылает королю льду.

– Попросите его, сказал однажды его величество посланнику: – прислать мне немного больше.

– Государь, отвечал кастильянец: – мой генерал сберегает лед, ибо надеется, что осада будет продолжительна, и боится, чтобы ваше величество не терпели в нем недостатка.

– Хорошо, хорошо, закричал посланному старик Шарост, находившийся тут же: – посоветуйте хорошенько Бруайю, чтобы он не следовал примеру губернатора Дуэ, который сдался как негодяй.

– Вы с ума сошли? воскликнул король с живостью, услыхав эти слова.

– Как, государь, отвечал герцог: – ведь Бруай мой двоюродный брат.

Несмотря на это приказание, Лилль сдался после девятидневной осады, и маркиз Белльфон назначен губернатором. Население этой крепости, по-видимому, мало расположено подчиняться игу завоевателя; оно принимает почти с грубой холодностью своих новых хозяев, которым его величество, особенно офицерам, предписал большую осторожность, так как последние собирались включить в число добычи хорошеньких обитательниц Лилля. Через неделю по вступлении войск в город, один гвардейский поручик простер слишком далеко покорность этому приказу: терпение его было таково, что «бей, но выслушай»! греческого вождя – ничто в сравнении. Офицеру этому, стоявшему с ротой на площади, встретилась крайняя надобность написать несколько слов. Он вошел к ближайшему булочнику и очень вежливо попросил его одолжить