Книжный магазин в Мейфэре - Элиза Найт

городской вони меня постоянно мутило. Знакомые приятные запахи – например, лука, который готовила Сигрид, – вызывали ту же реакцию. Ребенок требовал еды, которую я не любила до беременности, а как только она оказывалась внутри меня, тут же отправлял ее обратно – маленькая вредина.

Я стала раздражительной. Малейший пустяк – и я уже готова швырнуть все, что подвернется под руку, в того, кто вызвал мой гнев. Чаще всего последним оказывался Прод, и я запускала в него книгой, которую читала в тот момент.

Настроение менялось так же часто, как содержимое моего желудка. Я начинала танцевать с Продом, будто в мире не было пары счастливее нас, – но вдруг он говорил что-то не то… Господи, да Прод всегда говорил что-то не то.

Конечно, это не совсем так. Бедный Прод! Вероятно, он понятия не имел, до чего утомителен. Когда я указала ему на его занудство, он, вместо того чтобы прислушаться, назвал меня жестокой и озлобленной. Моя беременность стала для нас тяжелым испытанием – и я не слишком горда, чтобы признать это. Неудивительно, что он сбежал во Францию.

В дверь моей временной спальни тихо постучали, и в проеме показалась голова Ма. Я собрала письма леди Олдерли, которые теперь всюду брала с собой, убедив кузена, что необходимо издать и второй том переписки. Ма одобряла это – в надежде, что я забуду об идее стать женской версией Ивлина Во. Она не могла смотреть на то, как меня буквально разрывает на части из-за необходимости отказаться от литературных устремлений.

– Я планирую поездку в Германию, – сказала Ма, все еще наполовину оставаясь в коридоре. – С тобой будет все в порядке?

Юнити слегла с пневмонией, и ее лечил любимый доктор Гитлера в немецкой больнице. Па дежурил подле нее, и Ма отправлялась туда, чтобы сменить его. Сама мысль о том, что мои родители находятся в такой близости к нацистам, да еще и обязаны Гитлеру, вызывала тошноту.

– Со мной все будет хорошо. Обязательно пожелай ей от меня скорейшего выздоровления.

Это прозвучало так, словно Юнити уже при смерти. Потеряв Джулию и чуть не потеряв Джессику, Ма и Па боялись потерять еще кого-то.

– Утром мы отправляемся в коттедж.

Ма имела в виду дом в Свайнбруке, который они с Па купили, когда из-за крупных расходов пришлось оставить большое поместье – то, где мы провели детство.

– Я буду готова.

Я подошла к туалетному столику и, взяв богато декорированную щетку, подаренную Продом, провела по коротко остриженным темным локонам.

– Ты уверена, что сможешь позаботиться о себе? – спросила Ма.

– Дебо теперь уже взрослая девушка. Все будет в порядке.

С минуту Ма пристально смотрела на меня, поджав губы и склонив голову набок.

– А ты не помнишь себя в ее возрасте?

– Ты пытаешься указать мне на то, что мне тридцать четыре?

Ма усмехнулась.

– Не напоминай мне! Это всего лишь отражение моего возраста. Приятно сознавать, что в моем доме все еще есть маленькая девочка.

У меня в животе что-то затрепетало. Малыш? Или это нервы?

– У нас с Дебо все будет прекрасно. Твой младший отпрыск идеально дополнит старшего.

Мама даже не улыбнулась.

– Хорошенько заботься о себе, Нэн. Ты должна отдыхать, как сказал доктор, иначе можешь потерять ребенка.

– Обожаю отдыхать, – ответила я. Ложь: я невероятно непоседливая.

– Хорошо, что за тобой будет присматривать сиделка.

Я отвернулась – якобы подкрасить губы, но в действительности пытаясь скрыть раздражение. Все так носились со мной, что я чувствовала себя неполноценной. Как будто я хрупкая фарфоровая кукла, способная треснуть от любого прикосновения.

– Ладно, если так тебе легче уехать, Ма, – сказала я, слегка ее поддев.

Она покачала головой и повернулась, но затем резко обернулась.

– Да, чуть не забыла. Хелен просила тебя зайти к ней в гостиную. Прощальное свидание перед нашим отъездом.

– Ты присоединишься к нам?

– Я присоединюсь за ужином.

Я поднялась и полюбовалась отражением в зеркале: стильный наряд, пояс туго затянут над округлившимся животом. Беременность – не оправдание для того, чтобы забыть о моде.

Ма окинула меня взглядом.

– Тебе стоило бы ослабить этот пояс – ты задушишь бедняжку.

– Эмбрион в полном порядке.

– Не называй его так, – одернула меня Ма.

Я пожала плечами:

– Но ведь это действительно эмбрион.

Ма нахмурила брови; в ее изучающем взгляде читалось осуждение, так хорошо мне знакомое.

– Надеюсь, у тебя родится сын, который будет в тебе души не чаять – как мой Том. А не дочь, которая… Ну, неважно, – резко оборвала она свой пассивно-агрессивный выпад.

– Если бы я хоть на минуту подумала, что это мальчик, то сразу села бы на велосипед и проехалась до Лондона.

Ма задохнулась, услышав мою угрозу вызвать выкидыш. Я тут же раскаялась. Все-таки это была неправда. Я слишком давно хотела ребенка, и его пол не имел значения.

– Нэнси, – произнесла Ма приглушенным голосом.

– Я не в себе, – сказала я. – Ужасное состояние. Мне все время дурно. Не знаю, как тебе удалось столько раз быть беременной и не сойти с ума. Мне хватило бы одного раза.

Во взоре Ма появилась материнская забота, от этого ее черты смягчились.

– О, Нэн, в молодости тебя мало что беспокоит, а тело гибкое и создано для материнства. Но, разумеется, в твоем возрасте любая боль и недомогание переносятся тяжелее и продолжительнее.

Повернувшись, Ма вышла, а я осталась в ошеломлении. Нет никаких сомнений в том, от кого я унаследовала свое осиное жало. О, Ма, как же ты умеешь меня ранить!

Прибыв на следующий день в коттедж родителей, я устроилась там вполне уютно, решив заботиться о себе в соответствии с предписаниями. Валялась, сколько могла, избегая прогулок.

Однако даже в обществе Дебо через две недели мне стало невыносимо скучно, и мы вернулись в Лондон, в Ратленд-Гейт, – к городским развлечениям.

Па приехал из Германии в начале сентября и, освободив меня от роли няньки при Деборе, отослал на Бломфилд-роуд. Прибыв домой, я обнаружила в гостиной Питера, развалившегося в кресле со стаканом виски в руке.

Он вскочил, окидывая взглядом мою изменившуюся фигуру. Мы не виделись несколько месяцев. Я остро ощущала все эти перемены, испытывая дискомфорт от округлостей и выпуклостей. Да еще мешки под глазами от недостатка сна! Я выбрала удобное просторное платье, цвет которого скрадывал болезненную бледность лица. И хорошо, потому что Прод придирчиво изучил каждый дюйм моего тела. Ему не нравились полные женщины. Однако как джентльмен он должен помнить: как бы я ни выглядела, это он сделал меня такой.

Мне следовало бы обнять мужа, но я оробела и смутилась. Я затаила дыхание: то,